Книга Танго втроем - Мария Нуровская

Он пожал плечами:

– Выходит так.

– Могу поискать другой бар.

– Дело хозяйское.

Меня сильно задело, с какой легкостью он на это согласился.

– Раньше ты бы так не сказал. Когда-то ты меня любил.

– Это из какой-то новой пьесы, которую ты репетируешь? – спросил он с иронией.

– Нет, мой собственный текст… и, к большому сожалению, это правда. Я всегда думала, что если со мной случится что-то страшное, то… у меня есть ты… и я всегда могу к тебе прийти…

– А что такого страшного случилось? Отложили премьеру? Это и раньше случалось и еще не раз случится. Нельзя же делать из мухи слона и психовать на ровном месте…

Я подумала, не уйти ли мне на самом деле: это был уже не тот парень, с которым мы понимали друг друга с полуслова, который готов был трястись в поезде целую ночь, чтобы попасть на спектакль. Теперь от разных столичных театров его отделяла пешая прогулка минут в пятнадцать – двадцать, только он перестал в них ходить.

– Принеси всю бутылку, – попросила я.

– Ты действительно решила напиться?

– А ты не поверил?

– Но скажи, зачем тебе это надо?

– У меня есть серьезный повод.

Он выполнил мою просьбу. Я налила себе полный стакан и пила большими глотками.

– Так виски не пьют, – заговорил он, наблюдая за мной со своего места.

На втором стакане я почувствовала, что у меня закружилось в голове. Тело налилось свинцовой тяжестью, будто вот-вот я должна была впасть в летаргический сон.

– Интервью в глянцевом журнале… Может, ты читал?

– Да, меня привлекла обложка. Купил и прочел.

– Если ты купил, то она тоже…

– Не вижу связи…

– Все купили, и она… «…играть с другими актрисами…» – как это ловко сформулировано! Ударить так, чтоб следов не осталось… Убить и удалиться на цыпочках…

Дарек встал и, приблизившись ко мне, склонился над креслом. Выглядел он при этом очень комично – его долговязое, будто переломившееся в пояснице тело напоминало циркуль с отставленной «ножкой».

– Пришла цапля к журавлю, – хихикнула я. – Нет, кажется, пришел журавль к цапле… Как там, в той сказке?.. «Ушел обиженный журавль, ну, что ж, придется жить мне без жены…» Ты начало помнишь?

– Александра, – сказал он, беря мою руку в свою.

Я вырвала ладонь из его руки:

– Не надо обращаться ко мне так официально – «Александра», иначе начну обращаться к тебе «Дарьюш», а это глупо…

– Ты хочешь поговорить? – спросил он уже другим тоном.

– Да.

– Идем в другую комнату.

– Я хочу поговорить, а не трахаться.

Он решительно взял меня за плечи и вынудил встать с кресла, потом отвел в спальню и пихнул на кровать. В какой-то момент я перепугалась – что он собирается делать? Но он прикрыл меня пледом и присел рядышком:

– Говори.

– Стряслась беда, – произнесла я, вся дрожа, слезы опять готовы были политься ручьем.

– Какая беда?

– В том-то и дело, что не знаю… и это меня больше всего беспокоит.

Я рассказала ему все по порядку, о моем посещении кинофонда, потом о том, как я заявилась к Эльжбете, о своей идее играть вместе в пьесе Булгакова, наконец, о генеральной репетиции…

В комнате воцарилась тишина.

– А зачем ты к ней пошла, ну, в тот первый раз, что-то я не очень понимаю…

– Я тоже, – ответила я. – Сама частенько об этом думаю… возможно, я хотела кое-что проверить…

– Что, например?

Я на минуту задумалась. Из-за ударной дозы выпитого виски мой мозг, казалось, раздуло. Такое у меня было впечатление.

– Знаешь ведь, как бывает в театре? Ты молодой, а потом вдруг появляется кто-то моложе тебя… и уже дышит в спину. Совсем как в этой пьесе, где Арманде семнадцать лет… А я, мне кажется, старовата для этой роли… Ну, то есть объективно я молодая, но… время играет уже против меня, так же, как когда-то против нее… Может, я пошла посмотреть, что время может сделать с актрисой… И не смогла примириться с ее поражением – как будто это я проиграла… Понимаешь? Возможно, я все это делала в первую очередь для себя, а не для нее… Хотела себе доказать, что даже если я проиграю как женщина, то театр мне все восполнит… Такой же компенсации мне захотелось для нее. За это я и решила побороться…

– Монолог, достойный леди Макбет! Ее тоже съедали амбиции.

– Ты можешь говорить серьезно?

– Не могу. Не могу всерьез относиться к страхам молодой, талантливой актрисы, которую режиссеры рвут на части, предлагая разные роли, по поводу того, что у нее что-то в жизни не получится.

Я отрицательно покачала головой:

– Она тоже когда-то была молодой и талантливой. Имела оглушительный успех в спектакле по пьесе Мрожека, совсем как я, только в пьесе Чехова. Стартовали мы одинаково успешно. Но потом она где-то сорвалась… вернее, в какой-то момент совершила ошибку, я не хочу ее повторить. И должна понять, в чем была ее ошибка, чтобы не совершить такую же…

Теперь Дарек покрутил головой:

– Ошибки каждый совершает свои, и только свои.

Я почувствовала, что мне надо выйти в туалет. Села и спустила ноги на пол.

– Ты куда это собралась? – всполошился он. В его глазах был неподдельный страх. Так значит, когда Дарек говорил в самом начале, что ему все равно, если я уйду, он притворялся, это была игра. Вечная игра. Сплошная игра.

– Сейчас вернусь, – ответила я, скрывая усмешку.

В туалете, таком тесном, что там не нашлось места даже для умывальника, на полу я заметила книжку. «Король мертв» – воспоминания последней жены Лонцкого о нем. Почему Дарек держит ее здесь? Он, фанатично обожавший этого актера. Возвращаясь, я прихватила книгу с собой:

– Почему ты держишь эту книгу в уборной?

– Потому что ей там самое место, – отрезал он.

Я ошарашенно смотрела на него.

– Эта писанина – чушь собачья, оскорбление его памяти, – взорвался он. – Жаль, что у нас не прижился обычай сжигать жен вместе с умершими мужьями!

«Мы все сумасшедшие», – подумала я, залезая обратно под одеяло.

– И все-таки мне хотелось бы знать – почему не состоялась премьера? – вернулся он к нашему прежнему разговору. – Мне это надо знать.

– Почему «надо»?

Он молчал.

– Последний выход Эльжбеты на сцену – это был настоящий триумф театра. Великая роль вдохновила ее на великое исполнение…

В комнате повисла тишина. А потом я услышала: