Книга Происхождение зла - Эллери Квин

Лягушки и жабы.

Сотни лягушек и жаб.

Крошечные древесные жабы.

Желтоногие лягушки.

Лягушки-быки.

Головки у всех свернуты.

Комната была усеяна мертвыми лягушками.

* * *

Эллери был ошеломлен. В дальних темных углах подсознания абсурдный бред с лягушками далеко не смешон. За черным нильским бычком с орлом на спине и жуком на языке стоит бог Апис; за абсурдом маячит страх. Страх — извечный тиран. В середине двадцатого века принял облик гигантского гриба. Почему ж не лягушки? Господь за пленение иудеев покарал Египет, поразив его жабами, — жабы, кровь, дикие звери, убитые первенцы… Невозможно винить неподвижно застывшего Роджера Прайама. Роджер знаком с божественным промыслом — сам божок в своем роде.

Пока Китc с патрульными бегали по дому, Эллери расхаживал по гостиной, стараясь собраться с мыслями. Происходившее его злило и зачаровывало. Никакого смысла. Никакой связи. Вот в чем власть над непосвященными, внешний вид для невежественной толпы. Но сам Прайам вхож во внутренний храм. Ему известно то, чего другие не знают. Известен смысл бессмыслицы. Известна природа тайны, с которой она связана. Знание не всегда сила; определенность не всегда успокаивает. Такое знание парализует, такая определенность страшит.

Он грыз большой палец под портретом испанского гранда, когда выскочил Китc.

— Ну, врач ушел, лягушек собрали, давайте посоветуемся.

— Конечно.

— По-вашему, третье предупреждение Прайаму?

— Да.

— А по-моему, — детектив тяжело повалился в массивное кресло, — чушь собачья.

— Не совершайте подобной ошибки.

Китc смерил его негодующим взглядом:

— Я на такую белиберду не клюю, мистер Квин. Не верю, даже видя своими глазами. Для чего злоумышленнику столько хлопот? — Судя по тону, сам детектив предпочел бы простую хорошую пулю.

— Как Прайам себя чувствует?

— Жив. Проблема с доктором Волютой. Кажется, мы прервали его свидание с некой блондиночкой в Малибу. Он принял лягушек за личное оскорбление. Диагностировал шок, дал снотворное и помчался к машине.

— Вы говорили с Прайамом?

— Да я-то говорил, только он со мной — нет.

— Ничего не сказал?

— Сказал, что проснулся, дернул за веревочку, которая у него свет зажигает, увидел зверюшек и больше ничего не помнит.

— Не дал никаких объяснений?

— Неужели считаете, что у него есть этому объяснение?

— Такой крепкий мужчина, как наш приятель Прайам, лейтенант, не падает в обморок при виде сотни лягушек, даже если они валяются по всей постели. Слишком сильная реакция. Конечно, он знает, в чем дело. И поэтому испугался до умопомрачения.

Китc покачал головой:

— Что теперь будем делать?

— Выяснилось что-нибудь?

— Ничего.

— Никаких намеков на исходный момент?

— Нет. Какие могут быть намеки? Вы явились с преисполненного подозрений Востока, мистер Квин. А тут у нас великий Запад, где мужчина остается мужчиной, никто двери не запирает, кроме выходцев с Востока. — Китc перекатил во рту изжеванную сигарету. — Даже, — язвительно добавил он, — налогоплательщики, попавшие в чей-нибудь список на уничтожение. — Он вскочил в приливе сил от бессилия. — Дело в том, что Прайам не хочет смотреть в лицо фактам. Отравили его — призадумался. Подбросили в спальню пару сотен дохлых лягушек — с сомнением покачал головой. Знаете, что я думаю? По-моему, все в этом доме чокнутые, кроме нас с вами.

Эллери кружил по комнате, щурясь на невидимый горизонт.

— Хорошо. В дом можно попасть без проблем, просто войти, и все. Например, среди ночи. Дверь Прайама на ночь не запирается, чтобы в экстренном случае мог войти Уоллес и прочие, поэтому столь же легко попасть в его комнату. Злоумышленник пришел с полной сумкой убитых лягушек. Прайам спал — прошу учесть, спал, не умер. Тем не менее, незваный гость разбросал кругом две-три сотни лягушек — заметьте, в темноте, — ничуть его не потревожив. У вас есть объяснение, лейтенант?

— Есть, — устало кивнул Китc. — Прайам вчера уговорил бутылку. В самом деле был мертв — мертвецки пьян.

Эллери пожал плечами, продолжая расхаживать:

— Вернемся к нашим лягушкам. Первое предупреждение — коробка неведомо с чем. Второе — пищевое отравление. О первом ничего не известно, второе — отравленная еда, третье — дохлые лягушки. Безусловно, должно помочь догадаться о первом.

— Скажем, жареный кокос, — предположил Китc. — Помогло?

— Лейтенант, существует связь, цельная картина.

— Слышал.

— Лягушки не с потолка взяты. Они что-то значат.

— Угу, — буркнул Китc, — бородавки. — И неубедительно рассмеялся. — Ладно, значат. Все что-нибудь да значит. Мне плевать, черт возьми, что оно значит. Я вас спрашиваю: этот Прайам свихнулся совсем? Хочет коньки отбросить? Даже в бой не вступая?

— Он ведет бой, лейтенант, — нахмурился Эллери, — по-своему храбро. Просить помощи, принять непрошеную помощь равносильно для него поражению. Понимаете? Он должен быть хозяином положения, распоряжаться собственной судьбой. Обязательно, иначе его жизнь бессмысленна. Не забывайте, он живет в инвалидном кресле. Говорите, спит сейчас?

— Под присмотром Уоллеса. Я предложил поставить полицейского, он чуть газетой меня не прихлопнул. Попытался уговорить дверь отныне держать на запоре и не получил обещания.

— Как насчет биографических сведений о партнерах? Детектив смял в кулаке сигарету и швырнул в камин.

— Такое ощущение, словно мне зуб дергают, — протянул он. — Ничего нет. Вчера еще двоих подключил. — Китc сунул в рот новую сигарету. — На мой взгляд, мистер Квин, мы с вами ведем себя словно парочка деревенских констеблей. Надо коню язык развязать. Прайам должен заговорить. Ему все досконально известно, все ответы, кто враг, почему столько лет мечтает отомстить, к чему вся эта бредовая чепуха…

— И что было в коробке, — пробормотал Эллери.

— Правильно. Я обещал доктору Волюте сегодня оставить Прайама в покое. — Китc нахлобучил на голову шляпу. — Завтра займусь по полной программе.

* * *

Когда детектив ушел, Эллери побрел по коридору. В доме царила угрюмая тишина. Кроув Макгоуэн отправился в поместье Хилла оповестить Лорел о нашествии земноводных, дверь на половину Прайама была закрыта.

Делии не видно, не слышно. Собиралась пойти к себе, запереться и лечь. Кажется, состояние мужа ее больше не интересовало. Она и сама чувствовала себя не лучшим образом.

Эллери решил уходить, но тут — должно быть, ища повод остаться — вспомнил о библиотеке, вернулся в холл к двери напротив дверей на половину Прайама.