Книга Охотники-2. Книга 2. Авантюристы - Лариса Бортникова

— Заклыто! Плиличные господа-товалисци с челного ходят. Сюда!

От пинка распахнулась неприметная калитка, деревянная щеколда вылетела вместе с гвоздем, шлепнулась в снег и в нем благополучно утонула. Две ступеньки вниз, и Артур оказался перед настежь распахнутой дверью черного хода.

— Не оскользнитесь, мамсель. Васу луцьку! Иди впелед, флаел! Цего застлял?

Каким-то образом Артур сообразил, что и процеженная сквозь зубы фраза, и взгляд, такой, каким опытный портной окидывает небогатого клиента, обращены к нему. Первым шагнул в подъезд. Постоял с полсекунды, привыкая к полутьме. Попробовал, было, проверить дом на следы предметов, но вовремя сообразил, что Медведь снова выбрал его силы и его дар. Поэтому Артур просто огляделся. Вокруг было по-казенному неуютно, словно это был вовсе не жилой и когда-то богатый дом, а заброшенная приходская школа или старый госпиталь. Где-то наверху то и дело хлопала дверь. С улицы без всяких церемоний и уведомлений задувал ветер, свистела по обшарпанным половицам поземка, наметая в углы кучки снега и мусора. На стенах тесно, а кое-где и друг на дружку лепились блеклые прямоугольники дореволюционных афиш и плакатов. Изображения истерлись до неузнаваемости, но одно типографское глянцевое лицо… лицо в белом театральном гриме, с тщательно прорисованными тушью треугольными бровями и печальными умными глазами Артур сразу узнал… Вертинский! Майор едва не выругался вслух от досады. Про карточку, ту самую, что Саша Чадов подписал в Симферополе для кузины, и которую майор намеревался вручить девушке на день рождения — про карточку-то он напрочь позабыл. А теперь уж точно — не самое подходящее для подарков время. Артур нащупал через пальто нагрудный карман гимнастерки, убедился, что картонка на месте, и взял сам с себя обещание вручить ее Даше при первом же удобном случае. Позже, разумеется. Разумеется, не сейчас. Не тогда, когда они, задыхаясь, бегут вверх по узкой лестнице, перепрыгивая через ступеньки и стараясь не отстать от оборванца в казачьей шапке. И не теперь. Не тогда, когда они стоят перед обитой дерматином дверью, слева от которой тускло поблескивает медная табличка «Борщ С. И.» и красуется дверной молоток в виде львиной головы.

— Стуцять! — скомандовал беспризорник. Артур с облегчением высвободил палец из медной пасти и занес кулак.

Дерматин цвета кофе с молоком, словно уворачиваясь от удара, отскочил назад, и на пороге квартиры номер тринадцать появилась мадамочка с мутным взглядом заядлой кокаинистки, одетая не по времени и сезону в газовое платье-трубу. Из-за дюймового слоя белил, пудры и румян вычислить возраст мадамочки возможным не представлялось, а ее шея и грудь прятались под лисьей горжеткой с лапками и злобной одноглазой мордой. На ногах у дамы были расшитые бисером домашние туфли, а на лбу парчовая и, кажется, прежде служившая отделкой для гардин тесьма с лихо воткнутым в узелок фазаньим перышком. Сам фазан, точнее его чучело, примостился над трюмо. Судя по его общипанному виду, сегодняшнее перышко послужило не первой его жертвой на алтарь бессердечной моды.

— Ну? — взвыла дама так, что ее, наверняка, услыхали даже голуби на чердаке. — Подсэлэнцы?! Я жэ заявляла в домовой комитэт, что у мэня особые обстоятельства, и мэня никак нэвозможно уплотнять!

Стиснутая пухлыми губами, качнулась вверх-вниз длинная пахитоска. Дама медленно закинула к потолку стриженную под пажа голову, медленно поднесла к глазам благоухающую одеколоном «Коти» ладонь. Унизанные дешевенькими колечками пальцы медленно сжались в «трагический» кулачок. «Пластические барышни» — называл таких манерных глупышек дядя Миша и откровенно над ними потешался. «Кино насмотрятся с Холодной, Блока начитаются, на Айседору потаращатся с галерки и тут же решают, что рождены для сцены. Ходят потом, как наизнанку вывернутые, кочевряжатся, жеманничают, гнусавят «под иностранок» и «акцэнтируют», словно у них в носу полипы размером с виноградину — смех, да и только».

Даша соглашалась с дядей, но «пластических барышень» ей было немного жаль. Ведь им было невдомек, насколько стыдно они выглядят со стороны. И разве можно их винить в том, что уродливое они сочли красивым? Даша Чадова частенько страдала от неловкости за людей, если ей вдруг казалось, что те ведут себя глупо, пошло и неуместно, лезут не в свои дела или берутся за то, что им не по зубам, или истово спорят на незнакомые им темы, а все вокруг посмеиваются исподтишка. Даша покосилась на Артура, ожидая обнаружить на его лице снобистскую ухмылочку, но ничего подобного — майор разглядывал хозяйку квартиры с откровенным удовольствием. Ну, насколько у него хватало на это сил. Болван! В другой день Даша немедленно прониклась бы презрением к падким на «мишуру» мужчинам, но сейчас все это было настолько бессмысленным и пустым, что она просто отвела взгляд.

— Не подселенцы это. Цпионы твои. Хлебуска дась? — высунулся из-за Дашиной спины пацаненок и тут же спрятался обратно, наткнувшись на пудовый взгляд хозяйки.

— Люлэй тебе, а не хлэбушка! Маршь в кухню, там каша с утра осталась. На примусе погрэешь сам. Смотри мнэ, чэго потыришь или в кладофку сунэшь нос — урою! — Сусанна Борщ, а по всей видимости, это была именно она, на секунду почти вышла из образа «пластической барышни», как-то вдруг постарела, осунулась. Но тут же взяла себя в руки, моргнула слишком длинными и черными, чтобы быть настоящими, ресницами. — Так чэм могу?

— Интересны стулья работы Гамбса, мадам.

— О! Так вы за этим, дуся? — как-то уж чересчур откровенно обласкала Артура взглядом дамочка и сделала ладонью приглашающий жест. — Давнэнько вас ждут-с. А это ваша… эээ… сэстрица? Жэлаете мокки, милочка? Могу угостить коньяком или крэмбэмбулэвой воткой. Вы же, я вижу, замэрзли, как цуцэк.

— Водка будет весьма кстати, — ответил Артур, как будто не замечая, что вопрос был адресован вовсе не ему. — Благодарю за гостеприимство, миссис Борщ.

— Зовитэ мэня Сусанной. Борщу — он, знаэте ли, был нотариусом, но скончался от пнэвмонии — так вот я многим ему обязана, но того, что он одарил меня этой фамилиэй, не прощу до конца днэй своих. Не повэрите, но я даже заупокойную по Борщу не заказывала…

— Разумеется, Сьюзен. Как вам будет угодно, Сьюзен! — Артур не понял сказанного, но даже если и понял, вряд ли его интересовал смысл. Баритон Артура засахарился, стал вкрадчивым и липким, словно все звуки облили шоколадной глазурью — вид легко доступной дамы действовал на Артура совершенно определенным образом.

От сиропа в голосе майора Дашу слегка замутило. А уж когда мадам Борщ, оступившись, покачнулась, и майор умело придержал ее за костлявую спину, Даша явственно ощутила подкатившую к горлу тошноту. Она бы не удержалась, сказала бы что-нибудь едкое, но тут за бархатной гардиной скрипнули половицы, раздались осторожные шаги, и через секунду в прихожей появился худощавый, очень ухоженный мужчина. На первый взгляд, ему можно было бы дать лет тридцать, не больше, но стоило чуть пристальнее вглядеться в его невозмутимое вытянутое лицо, как становились заметными и «гусиные лапки» возле глаз, и мимическая складка между бровей, и по-стариковски вялые подбородок и щеки. Где те тридцать? О тридцати речи уже не шло — около пятидесяти, может, чуть больше… Однако кожа у него была розовой, баки ухоженными, усики подбриты кокетливой щеточкой. В движениях и мимике был он моложав, телом поджар, в одежде щеголеват и в целом похож на марципанового жениха — чуть потускневшего, слегка помятого, но все еще готового украсить собой свадебный пирог. Но ни холеная внешность, ни мягкие манеры не могли скрыть от проницательного наблюдателя повадок хищника. Если бы какой-нибудь безумный профессор обнаружил способ превращать животных в людей, создал бы чудо-вакцину и заручился поддержкой коллег, если бы профессору удалось заманить матерого волка-одиночку в операционную и сделать ему чудо-инъекцию, и если бы метаморфоз оказался успешным… то в результате получился бы именно этот молодящийся старик, называющий себя…