Книга Когда герцог вернется - Элоиза Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отложив салфетку, Элайджа встал и, обойдя вокруг стола, подошел к Джемме. Она вопросительно смотрела на него. После обеда он стал выглядеть немного лучше, однако для его возраста он слишком изможден и худ.
— У меня нет настроения смотреть на мальчиков, которые будут скакать по сцене, — промолвил он и, взяв Джемму за руку, помог ей встать, — но я буду счастлив сопроводить тебя на любой из вечеров.
Джемма недоуменно заморгала. Она была абсолютно уверена в том, что он откажется, сославшись на работу. На необходимость читать те документы, которые он вечно читает, даже за обеденным столом.
— Ты хочешь сказать?.. — нерешительно спросила она.
Бомон протянул ей руку.
— Я решил не работать по вечерам, — заявил Элайджа. — Так что я в полном вашем распоряжении, герцогиня.
— О! — только и смогла выдохнуть Джемма, правда, весьма неуверенно.
Они направились в гостиную.
— Я полагаю, лучше всего пойти на званый вечер, — подумав, приняла решение Джемма. — Я бы хотела потанцевать. — На ней было новое платье — изящный туалет из узорчатого бледно-желтого атласа с рисунком в виде мелких зеленых листочков. Подол юбки был оторочен двумя рядами оборок, а сама юбка была гораздо короче тех, что носили в прошлом году.
Элайджа с улыбкой в глазах оглядел жену.
— Да, я надела новое платье и хотела бы появиться в нем на людях, — сказала Джемма, подумав о том, что есть все-таки положительные стороны в столь долгом браке.
— Под подолом виднеются твои очаровательные туфельки, — серьезно промолвил он.
— Ты заметил? — Она приподняла ногу, показав ему мысок туфельки. Туфли были желтые, на каблуках, и украшенные прелестными маленькими розочками.
— Желтые розы встречаются чаще, чем такие стройные щиколотки, как у тебя, Джемма, — заметил Элайджа.
— Боже правый! — воскликнула Джемма с улыбкой. — Должно быть, сегодня голубая луна. Ты делаешь комплименты жене! Погоди, дай мне найти веер и сумочку для рукоделия.
Фаул протянул ей и то, и другое.
— Какой милый веер, — заметил Бомон, забрав его у жены. — Что тут изображено?
— Да я как-то даже не посмотрела, — промолвила она, поворачиваясь, чтобы Фаул помог ей надеть плащ.
— Венера, Адонис… Надо же, какое оригинальное прочтение древнего мифа!
Джемма вернулась и встала на цыпочки, чтобы рассмотреть рисунок на веере, который раскрыл перед ней Элайджа.
— Ну да, теперь я вижу… Подумать только, действительно Венера! Боже мой!
— Кажется, она пытается утащить беднягу Адониса в кусты, — сказал Бомон, захлопнув веер. — Откуда он у тебя, Джемма? Ты ведь никогда ничего не покупала, не посмотрев на картинку!
Фаул набросил ему на плечи плащ.
— Нынче модно дарить веера, — сказала Джемма. — Этот мне преподнес Вильерс. Несколько дней назад.
— А я и не знал, что он был у тебя с визитом, — заметил Элайджа.
— Он заходил ко мне, чтобы рассказать о некоторых странных поступках герцога Козуэя, — объяснила она.
Краем глаза она заметила, что Элайджа презрительно бросил веер одному из лакеев. Но из-за этого она останется вечером без веера! Ни одна дама не появляется в свете без веера. Впрочем, она сможет сказать, что оставила его в карете.
Забравшись в экипаж, Джемма нырнула в уголок сиденья. Неожиданно ей пришла в голову поразительная мысль. Вильерс ничего не добьется — ни с помощью веера, ни каким-то другим способом.
Правда заключается в том, что она по уши влюблена в мужа. Дни напролет Джемма проводила в библиотеке, ожидая его возвращения из палаты лордов. Втайне от Элайджи она прочитывала все газеты, чтобы быть в курсе всех событий и иметь возможность поддерживать умные разговоры. Она волновалась, читая отчеты о его выступлениях, и дрожала от волнения, когда утром выяснялось, что днем он будет произносить речь в парламенте.
Само собой, Бомон ничего об этом не знал.
Джемма скорее бы умерла от унижения, чем позволила бы своему мужу узнать, что она безумно влюблена в него.
Она не могла преследовать его, умолять или какими-то иными способами дать ему понять, что он для нее всегда желанен, а ее сердце распахнуто перед ним.
Вот только нужно ли ему это?
Нет, едва ли.
Джемма хотела Элайджу — не так, как это было, когда они поженились, в первый раз, не с тем деланным весельем и энтузиазмом, которые он демонстрировал во время их неуклюжих соитий. Она хотела, чтобы он, герцог Бомон, один из самых влиятельных людей в политике, был у ее ног.
На меньшее она не согласна.
Вильерс будет ей полезен. Они с Элайджей были друзьями детства, а теперь стали чужими людьми. Хорошо. Она воспользуется им. Воспользуется любым мужчиной в Лондоне, который пригласит ее потанцевать, если это вызовет приступ ревности в благородном сердце ее мужа. Но не ревность способна сделать это. Все дело в ней самой, это она может быть более остроумной, более прекрасной и желанной, чем когда бы то ни было.
Вдовий дом
29 февраля 1784 года
Стол поблескивал старинным серебром. Хонейдью передал Исидоре слова миссис Балок, которая пообещала, что еда будет отменной. Дворецкий мрачно намекнул на какие-то распоряжения из недавнего прошлого, но Исидора не стала больше задавать вопросов. Она пришла к выводу, что комбинация блаженного неведения и больших ожиданий — лучшая политика, когда дело касается домашних проблем.
Она надела неофициальное открытое платье из отличного шелка темно-бордового цвета. Впереди на верхней юбке был разрез; ткань по бокам от него отгибалась в стороны, открывая взору нижние юбки из почти прозрачной тафты, а уголки были подвязаны бантами из шелка цвета лесной зелени. Это было очень необычное и очаровательное одеяние, но, возможно, его лучшей чертой было глубокое декольте.
В области груди было много самой Исидоры. Она относилась к этому бесстрастно, считая, что благодаря этому некоторые корсеты под это платье просто не надеть, а в других ей будет неудобно. Но она не была слепой и замечала, с каким удовольствием мужчины глазеют на подобное изобилие. Если Козуэй окажется человеком, которого может очаровать такое количество обнаженной плоти, которое могла бы продемонстрировать хорошая дойная корова, то Исидора готова предоставить ему этот шанс.
Честно говоря, она была почти уверена, что сумеет разбудить мужскую фантазию девственника. Едва прикрытая грудь и вздымающиеся юбки, которые с виду так легко с нее снять, — это шах. Ненапудренные волосы, завитые в свободные локоны, — это два шаха. Капелька соблазнительных духов того сорта, в котором больше чистоты и невинности, чем французского обольщения, — это шах и мат.