Книга Манускрипт всевластия - Дебора Харкнесс

— Ну, значит, я Гук. У меня нет желания стать легендой наподобие Ньютона. — Или собственной матери.

— Страх сделал Гука желчным завистником. Он вечно оглядывался через плечо и критиковал чужие эксперименты. Так жить не годится.

— Я не буду строить свою работу на магии, — упрямилась я.

— Никакой ты не Гук, — заявил Мэтью. — Он был человеком, которому вражда с магией испортила жизнь, а ты ведьма. Тебя эта вражда уничтожит.

От этих заманчивых речей в меня закрадывался страх. Послушать Мэтью Клермонта, нечеловеком можно быть без всяких тревог и последствий. Но он вампир, ему нельзя доверять. И насчет магии он не прав. Не может быть прав. В противном случае получается, что я сражалась с воображаемым врагом всю свою жизнь.

«Страшно тебе? Сама виновата. Приоткрыла магии дверь, вопреки собственным правилам, а следом пролез вампир со всей прочей компанией». Помня, как погибли мои родители, я начала задыхаться и вся покрылась гусиной кожей.

— Я умею выживать только без магии, Мэтью. — Но призраки отца и матери не слушали моих оправданий.

— Это твое выживание — ложь, к тому же неубедительная. Ты думаешь, что хорошо притворяешься, но обманываешь только себя. — Он точно диагноз ставил. — Я видел, как люди на тебя смотрят. Они знают, что ты другая.

— Чепуха.

— Шон теряет дар речи, стоит тебе поглядеть.

— Он был неравнодушен ко мне в бытность мою аспиранткой.

— И до сих пор неравнодушен, но дело не в этом. Мистер Джонсон, надеюсь, не твой поклонник? Однако он вкупе с Шоном трепещет при малейшей перемене твоего настроения и боится, когда не может посадить тебя на привычное место. И добро бы речь только о людях: дона Берно ты перепугала чуть ли не до смерти.

— Того монаха? — не поверила я. — Он тебя испугался, а не меня!

— Мы с доном Берно знаем друг друга с 1718 года, — сухо сообщил Мэтью. — С какой стати он будет меня бояться? Мы познакомились на вечере у герцога Чандоса, где он пел Дамона в «Ацисе и Галатее» Генделя. Могу заверить, что испугала его именно ты.

— Мы живем не в волшебной сказке, Мэтью, а в человеческом мире. Людей намного больше, и они действительно нас боятся. Человеческий страх сильнее и магии, и вампиров.

— Страх и отречение — человеческий путь. Ведьме он заказан, Диана.

— Этого я как раз не боюсь.

— Еще как боишься. Пошли, я отвезу тебя в Оксфорд.

— Послушай. — Желание получить нужную информацию пересилило все остальное. — Мы оба интересуемся «Ашмолом-782». Между вампиром и ведьмой не может быть дружбы, но работать-то вместе мы можем?

— Не уверен.

Всю дорогу до Оксфорда мы молчали. Люди ошибаются, думая, что вампиров делает страшными жажда крови — в Мэтью меня больше всего пугало это его отчуждение и внезапные вспышки гнева.

У ворот Нью-колледжа он достал мой коврик из багажника, сказав без всякого выражения:

— Хороших тебе выходных.

— Спокойной ночи, Мэтью. Спасибо, что на йогу сводил, — сказала я столь же бесстрастно. И не оглянулась ни разу, хотя чувствовала, что он смотрит мне вслед.

ГЛАВА 9

Мэтью пересек Эвон[22]по горбатому арочному мосту. Крутые утесы и темное небо Ланарка успокаивали его — суровая красота этой части Шотландии соответствовала его настроению. Липовая аллея, остаток былой роскоши, некогда вела ко дворцу. Мэтью, сбросив скорость, подъехал по ней к черному ходу в бывший охотничий домик. Необработанный камень задней стены контрастировал с кремовой штукатуркой фасада. Путник вылез из «ягуара», достал из багажника чемоданы.

Белая дверь гостеприимно распахнулась.

— Паршиво выглядишь. — Поджарый крючконосый демон, темноволосый и кареглазый, смерил взглядом закадычного друга.

Хэмиш Осборн познакомился с Мэтью Клермонтом в Оксфорде лет двадцать назад. Их, как многих иных, учили бояться представителей чуждого вида. Поначалу они не знали, как держаться друг с другом, но сходное чувство юмора и нестандартное мышление со временем сделали их неразлучными.

Гнев, отразившийся было на лице Мэтью, тут же угас.

— Я тоже рад тебя видеть. — От дома пахло старой штукатуркой и деревом, от Хэмиша — лавандой и мятой. Вампир жадно вдохнул, силясь избавиться от запаха ведьмы.

Дворецкий Хэмиша Джордан (человек) принес с собой запахи лимонной политуры и накрахмаленного белья. Они не до конца побороли Дианины жимолость и белокудренник, но все-таки помогли.

— Рад видеть вас, сэр. — Джордан унес наверх багаж Мэтью. Дворецкий принадлежал к старой школе: ему хорошо платили за хранение хозяйских секретов, но он и без этого никому бы не выдал, что Осборн — демон, у которого временами гостят вампиры. Или что его, скажем, иногда просят подать на завтрак арахисовое масло и сандвичи с бананом.

— Спасибо, Джордан. — Мэтью, избегая смотреть на Хэмиша, обвел взглядом холл. — Ты, я вижу, приобрел нового Гамильтона, — сказал он, разглядев на стене незнакомый пейзаж.

— Ты не часто замечаешь мои покупки. — Акцент у него, как и у Мэтью, был оксбриджский с оттенком чего-то другого — в данном случае улиц Глазго.

— Кстати о новых приобретениях: как там Душка Уильям? — Уильям (человек) был новым любовником Хэмиша, таким красивым и милым, что Мэтью дал ему имя цветка.[23]Прозвище прижилось: Уильям скупал и дарил друзьям все горшки с гвоздикой, которые только были в цветочных лавках.

— Ворчит, — хмыкнул Хэмиш. — Я обещал ему тихие домашние выходные.

— Мог бы и не приезжать — я тебя не просил, — не менее ворчливо заявил Мэтью.

— Знаю, но мы с тобой давненько не виделись, а Кэдзоу в эту пору года очень хорош.

Мэтью недоверчиво воззрился на друга.

— Тебе поохотиться надо, правильно? — пояснил тот.

— Позарез, — признался вампир.

— Выпьем сначала или сразу приступим?

— Выпить мне бы не помешало.

— Вот и отлично. Тебе вино, мне виски. — Хэмиш попросил Джордана достать бутылку из погреба сразу после раннего звонка Мэтью. Он терпеть не мог пить один, а вампир в рот не брал виски. — Заодно расскажешь, с чего тебе так приспичило поохотиться в этот чудный сентябрьский денек.

Они поднялись в библиотеку. Деревянными панелями ее обшили в девятнадцатом веке, нарушив первоначальный замысел архитектора: он планировал создать просторную, полную воздуха комнату, где дамы восемнадцатого столетия могли бы дожидаться с охоты своих мужей. Но белый потолок с лепными гирляндами и суетливыми ангелочками сохранился и бросал молчаливый укор современности.