Книга На моих условиях - Настя Орлова

права! — резко бросает он, выходя из машины и громко хлопая дверью.

Кажется, я его разозлила. И кто только меня за язык тянул? Ясно же, что если бы Андреев хотел — он бы уехал, и мои желания волновали бы его в последнюю очередь.

Как назло лифт ползет вверх с черепаховой скоростью. За все то время, которое прошло с тех пор, как мы вышли из машины, Максим не произнес ни слова, а я стараюсь не смотреть в его сторону. И все же, не могу не заметить, что он стоит ко мне вполоборота с непроницаемым лицом и словно заполняет собой все пространство вокруг.

Что если он действительно уйдет? Лика Власова наверняка ждет его, несмотря ни на что, и если он продолжит их отношения, меня это не должно волновать. Если это так, откуда взялось это противное сосущее ощущение в желудке?

Тишину, царящую в кабине, пока мы поднимается на нужный этаж, нарушает резкий сигнал остановки. Я выхожу, Максим идет следом, в молчании открывая ключом водную дверь.

Друг за другом мы заходим в темную прихожую. Машинально тянусь к выключателю и внезапно встречаюсь с чужими теплыми пальцами. Тело пронизывает разряд тока. Резко одергиваю руку, но слышу за своей спиной тяжелый вздох. Затылок обжигает горячее дыхание, тонкие волоски на шее становятся дыбом.

В квартире по-прежнему темно. Тусклого света из окна в гостиной недостаточно, чтобы осветить прихожую, поэтому мы с Андреевым продолжаем стоять в полумраке, не делая попыток щелкнуть выключателем.

Легкие с шумом выталкивают воздух, когда на мое плечо опускается тяжелая ладонь, а большой палец начинает проглаживать позвонки на затылке. Подсознательно я ждала этого прикосновения, и все же оно застает меня врасплох. Кожа вспыхивает. Рецепторы обоняния цепляются за дразнящий запах мужского одеколона, а я цепенею, не решаясь пошевелиться.

— Я подумал… — хрипловатый шепот Максима прокатывается по оголенным нервам. — Прежде, чем отправлять меня к другим женщинам, может быть, стоит узнать от чего ты отказываешься?

Его рука властно перекидывает на одно плечо мои волосы, а в следующее мгновение горячие сухие губы прижимаются к впадинке на затылке. От неожиданности из моей руки выскальзывает сумка и с глухим стуком ударяется о деревянный паркет.

— Что ты делаешь? — мой голос предательски дрожит.

— Помнится, я обещал, что ты будешь просить меня заняться с тобой любовью, — вспоминает Андреев мягко. — Предлагаю начать прямо сейчас, а если ты не захочешь, тебе будет достаточно только сказать, и я отпущу тебя. Как считаешь, этого достаточно?

— Мы не можем, — выдыхаю растерянно.

— Еще как можем, — увещевает Максим, согревая своим дыханием мою шею. — У нас с тобой официальный брак, пусть не совсем обычный.

— С-сделка, — заикаясь, произношу я.

— Которая может стать куда приятнее, если ты позволишь себе расслабиться, — соглашается он. — В самом деле, Влада, разве муж не имеет права поцеловать жену?

— Но я не… не чувствую себя женой.

— Что ж… Самое время почувствовать.

Не дав мне возможности обдумать его слова или испугаться, Максим резко берет меня за плечи, разворачивая к себе лицом, и впечатывает спиной в закрытую дверь. Его губы без предупреждения накрывают мои губы, и когда я потрясено вздыхаю, язык бесцеремонно проникает внутрь моего рта.

Никто и никогда не целовал меня так — требовательно, бескомпромиссно, воруя мое дыхание и стоны, не оставляя сомнения в том, что все это лишь начало, наглядная прелюдия к тому, что может меня ожидать, если я соглашусь лечь с ним в постель.

Движения Андреева так стремительны, что мой разум не в состоянии за ними поспевать. На несколько головокружительных секунд я забываю, кто я, с кем и где нахожусь. Уверенное наступление лишает меня способности к сопротивлению. Беспомощно цепляюсь за его рубашку, но не могу оттолкнуть. Возможно, сейчас я настолько шокирована, что и не хочу. Под сжатыми кулаками глухо бьется его сердце, жар его кожи обжигает даже через ткань, жадный язык стремится проникнуть все глубже и глубже в рот, и я послушно открываю его шире, ощущая себя безвозвратно потерянной для окружающего мира.

Его руки по-хозяйски ложатся на мою талию, а крепкое тело прижимается ко мне все теснее, так что я ощущаю всю силу его возбуждения. Самое ужасное, что моя ответная реакция столь же откровенна: пульс ускоряется, грудь наливается томлением, сладкая боль в низу живота становится почти невыносимой.

Тем временем руки Максима перестают бездействовать: одна поднимается к моему лицу, собственнически обхватывая затылок и делая все, чтобы ему было удобнее врываться в мой рот, вторая бесстыдно ползет вниз по изгибу спины и замирает на ягодице, стискивая ее жесткими пальцами. Это ощущение, одновременно болезненное и возбуждающее, отрезвляет меня.

О Господи, что я делаю!

Грубое возвращение к реальности заставляет меня вырваться из его объятий, но Максим и не пытается меня удержать. Он смотрит на меня темным взглядом, на его щеках багровеют красные пятна, влажные от моей собственной слюны губы выглядят развратно и порочно. В этот момент я его ненавижу.

— Ты не имел права делать этого, — мой вызывающий тон становится лишь жалкой попыткой скрыть полную беззащитность перед ним.

Голова по-прежнему плывет, а сама я едва держусь на ногах.

— Я не монах, Влада. И между нами есть отчетливое сексуальное притяжение, — говорит он, тяжело дыша. — Ночью на кухне, если бы я проявил немного настойчивости, мог взять тебя прямо на столе.

Меня потрясает, какой мощный пинок воображению дают эти бесстыдные слова. Видение того, как Андреев соблазняет меня на мраморной столешнице, слишком живое, почти ощутимое, обжигает сознание. Сердце стучит с удвоенной силой, в подмышках становится нестерпимо жарко.

— Это ложь, — в сердцах бросаю ему в лицо.

Возможно, лгу я, но сейчас это даже не важно: мне необходимо вернуть себе хотя бы часть самообладания и самоуважения, которые я самолично растоптала несколько минут назад.

— Правда? — вызывающе спрашивает Андреев, вытирая рот тыльной стороной ладони.

Я прикрываю глаза, пытаясь найти в себе силы возразить ему, раз и навсегда донести, что как мужчина он меня совершенно не интересует. Равнодушно, холодно, четко — это должно быть так. Но на деле я ощущаю ярость, отчаяние и новое, мягкое и пугающее чувство, которому я не смею подобрать название.

— Больше никогда… — мой голос больше похож на шипение.

Я наклоняюсь, чтобы поднять сумку с пола, и планирую гордо уйти в свою комнату, но до того, как я закрываю дверь, мне вслед летит насмешливое:

— Никогда — это слишком долго. Ты придешь ко мне гораздо раньше.

Глава 20

Неужели