Книга Гибель титанов ч.1 - Дмитрий Чайка

он, по крайней мере, не кормил живыми людьми своего медведя, как Валентиниан I. Ты забываешь, что Рим основали братья, вскормленные волчицей. И один из них убил другого. Это судьба всех цезарей, брат. Власть всегда достается в борьбе. Когда она падает в руки сама собой, то империей начинают править полные ничтожества вроде Гонория, который сидел в неприступной Равенне и кормил любимую курицу, когда готы Алариха взяли Рим.

— Но у нас Словения, а не Рим! — воскликнул Самослав и стукнул кулаком по столу. Его переигрывали в этом споре. И кто? Кто? Младший брат и мальчишка?

— Уже нет, отец, — покачал головой Святослав. — Ты построил третий Рим на руинах старых провинций. Не думай, что люди этого не понимают. Норик, Дакия, Истрия, Паннония, Далмация — всё это земли империи. Это удел, которым во времена Диоклетиана управлял цезарь Галерий. Нам осталось сделать всего лишь один шаг…

— Все-таки Третий Рим! — задумчиво произнес Самослав. — Ну, будь по-твоему. Я ведь не раз размышлял об этом, сын. И до этого момента у меня оставались сомнения. Много минусов у этого решения, очень много. Но в одном ты прав. Так мы сохраним Египет, а законы империи встанут выше родовых обычаев. Они не позволят вам разодрать страну в клочья. По крайней мере сразу, как только я умру…

Глава 10

Прибытие в Александрию эмира Синда Надира ибн-Берислава вызвало форменный фурор. С одной стороны, он был проклятым агарянином, сущим злом по плоти, а с другой стороны, он оказался родным братом обожаемого всеми логофета Стефана. А что касается дел духовных, то тут у горожан и вовсе голова кругом пошла. Почтенный логофет слыл усердным прихожанином православной церкви, а префект Святослав все больше и больше склонялся к монофизитству, проникаясь идеями патриарха Вениамина, одного из истинных владык Египта. При всем этом, сам государь по-прежнему пребывал во тьме язычества, и это не укладывалось в голове людей, которые привыкли к тому, что даже различное толкование священных текстов обычно приводит к рекам крови. Впрочем, и сюда понемногу проникали веяния времени. Арабы были крайне веротерпимы, и новые хозяева Египта — тоже. Войны между греческими и иудейскими кварталами Александрии ушли в далекое прошлое, и это самым положительным образом сказалось на облике города. Черные пепелища на месте сожженных домов расчищались и застраивались. А игемон Святослав и вовсе категорически запретил селиться вместе людям одной веры, что вызвало поначалу шок. А потом ничего, привыкли. На месте сожженных домов в Ракотисе могли поселить греков, а в греческом квартале строились иудеи. Люди зыркали друг на друга недобро, но улыбались через силу. Распри на почве веры карались изгнанием за сто первую милю.

Корабли владыки Синда прибыли в Большой порт две недели спустя. И вот тут-то горожане насладились зрелищем сполна. Трубачи, знаменосцы, разряженная в цветные шелка свита, составленная из индусов. И стража эмира, состоящая из них же. Арабов Надир предусмотрительно оставил в Джидде, справедливо посчитав, что их присутствие в Александрии будет несколько неуместно.

Десятки людей, разодетых в цветастые платья, с ожерельями на шеях и в браслетах на запястьях привели толпу в дикий восторг. Трое коричневых, почти черных барабанщика неистово колотили в литавры, обтянутые кожей буйвола. Они колотили в них так, что даже несчастная бычья шкура трещала под ударами и просила пощады. Грохот и хриплый рев труб заглушали крики толпы. Трубачи раздували щеки до того, что они грозили порваться. Все это великолепие било по глазам и ушам горожан, бросивших ради него свое ремесло и торговлю. Столица Египта никогда не видела такого зрелища, и еще долго весть о нем будет передаваться от счастливчиков, кому довелось увидеть его своими глазами своим менее удачливым собратьям.

Сам эмир вызвал трепет не меньший, чем его старший брат. Суровый богатырь с довольно-таки зверским выражением лица вызвал у горожан дрожь в коленях. Причем причины для этого у мужской и женской половины города оказались прямо противоположными. Его носилки тащили восемь мускулистых рабов, а огромная, скрученная из десятков локтей шелка чалма была украшена брошью такого размера, что на одни лишь камни в ней можно восстановить пару крепостей. Невиданная это была брошь, в ладонь размером, густо усыпанная рубинами и изумрудами. А количество перстней на пальцах Надира оказалось таким, что остались видны только ногти. В общем и целом, эмир Синда воплощал собой восточную роскошь в самом дурном и безвкусном ее виде. Хотя… В Братиславе он, однозначно, задал бы новое направление в моде. Там такое любили.

— Здравствуй, брат! — Самослав обнял Надира, обошел его по кругу, наслаждаясь невиданным зрелищем, а потом спросил:

— Ты тоже будешь мне рассказывать, что беден, как последний водонос?

— Да любой водонос — богач по сравнению со мной! — Надир горестно возвел к потолку унизанные перстнями пальцы. — Я просто нищий голодранец, брат. А то, что ты видишь на мне — это всего лишь часть тяжелого труда владыки. У нас по-другому никак нельзя. Уважать перестанут. А еще у меня три жены, и это бабье просто ненасытно!

— Откуда взялась третья? — удивился Самослав. — Я знаю только про Алию и Лади, дочь князя Банбхора.

— Когда мой любимый и глубоко почитаемый тесть Азиз ибн Райхан, да прибавит Аллах его годы, — начал Надир свой рассказ, — под корень вырезал семью царя Чача, то он упустил одну девчонку. Ко мне ее слуги потом за волосы притащили. Она на кухне от убийц спряталась, а они захотели выслужиться. Сам знаешь, у тамошних князей баб столько, что и немудрено упустить. Одних наложниц может быть пара сотен. Кстати, Само, ты не знаешь случайно, а что они со всеми ними делают? У братца Ратко все равно спрашивать без толку. Гы-гы… О чем это я? Ах да, вспомнил! Так вот, та девчонка оказалась дочерью последнего царя из династии Рай от какой-то там восьмой жены. Представляешь!

— И ты, конечно же, не растерялся! — едва сдерживая улыбку, произнес Самослав.

— Обижаешь! — усмехнулся в густые усы Надир. — Я теперь зять законного царя. И не какого-то Чача, мелкого проходимца и вора, а настоящего повелителя той земли, Рая Сахаси II! И если у меня родится сын, то он будет потомком десятка царей Синда. В общем, индусы ждут, когда моя новая жена родит, и молят всех своих демонов за мое здоровье. Арабская знать, конечно, не