Книга Осколки. Мир первый: Деймос - Игорь Николаевич Конычев

выполняли приказ Аларика. Но каковы были их намерения — мне неведомо.

— А кому они ведомы?

— Не знаю… другим некромантам? — поднявшись, Густав размял спину. — Мы засиделись. Пора спать.

— Погоди, — я поймал мужчину за руку. — А кто такой Алый Страж?

— Никто из ныне живущих его не видел. Разве что паладины. Я знаю лишь, что именно Алый Страж сразил Аларика.

— А Аларик просил меня за него отомстить, — я задумчиво почесал голову. — И как я это сделаю? А главное — зачем?

— Не могу знать, — только и покачал головой Густав. — Я всего лишь верный слуга Света, и твое предназначение мне неведомо. Могу дать только один совет — отдай меч паладинам и покайся.

С этими словами Густав направился к тому месту, где лежал убитый оборотень. Только сейчас я обратил внимание на то, что чудовище вернулось в человеческую форму. Густав брезгливо повернул головой отрубленную голову и посмотрел в мертвые глаза.

— Это наш охотник, — вздохнул он, — Себастьян…

На миг мне показалось, что добродушное лицо Густава помрачнело. Но света не хватало, да и глаза у меня от усталости уже слипались.

Показалось. Надо поспать.

10. Воздаяние

Утро началось не с кофе, а с дикой головной боли — последствие выпитого вчера. Кроме головы, болели оставленные оборотнем раны. Не поднимаясь с кровати, я посмотрел в окно — ночь. Или день? Как местные отличают одно от другого при условии, что в небе всегда только звезды и две луны?

Надо бы спросить у Густава.

Но потом. Все потом. Сейчас хотелось еще полежать. Подумать.

За последнее время столько всего произошло — в голове не укладывается. Я поймал себя на мысли, что перестал считать все окружающее меня каким-то безумием. Пусть и запоздало, но осознание того, что все вокруг реально, все же пришло.

Это новый мир. Он другой. Здесь свои законы. Свои условия. Я или приму их, или умру. А что будет, если я умру в этом мире? Вернусь ли я обратно в свой? Но там-то я точно умер, так что вряд ли. Да и здесь, выходит, я оказался не случайно. Меня призвали. Жаль, что сами призыватели умерли, так и не рассказав мне, чего они точно хотят.

Остается только действовать по ситуации.

Ситуация…

Радовало в ней только то, что все свои дела в «прошлой жизни» я закончил. Марина и Алиса в безопасности и при деньгах. Они справятся. Начнут новую жизнь. Эдуард застрял на Деймосе вместе со мной. Отсюда он им не навредит. Может, он вообще умер в лесу. А если не умер — я это исправлю.

Голова заболела сильнее. Это потому что в последнее время я слишком много думаю, или потому что вчера меня швырнул об пол оборотень?

Встав с кровати, я потянулся и сразу же поморщился от боли почти во всем теле. И где Катерина со своей магией, когда она так нужна? Вспомнив девушку, я улыбнулся — странная, конечно, но что-то в ней есть.

Катерина сказала, что сама меня найдет. Поскорее бы. Может, хоть она сможет пролить свет на происходящее.

— Пролить свет, — вслух повторил я.

Вспомнил, как девушка излечила мои раны золотым сиянием, и улыбнулся собственному каламбуру. Но вряд ли его кто-то здесь оценит. Мало ли, сожгут еще на костре за шутки над святой.

За дверью послышались тяжелые шаги. Заскрипели половицы.

Густав.

Это точно он. Остановился за дверью и сопит, как паровоз. Отдышка.

Спустя минуту, когда сопение Густава стало тише и спокойнее, он постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату. В руках он нес таз с водой, а подмышкой зажал какой-то сверток.

— Уже проснулся? Хорошо. — Он поставил таз на стол. — Я тебе тут чистую одежду принес, вместо той, что оборотень подрал, — Густав протянул мне тот самый сверток — неаккуратно сложенные вещи. — Должно быть в пору. Я одежду у нашего кузнеца взял — вы с ним похожи.

— Спасибо.

Густав только рукой махнул:

— Давай обработаю раны и пойдем.

— Куда?

— Надо провести обряд о душе Себастьяна и сжечь тело. — Густав тяжело вздохнул, и принялся за работу.

Пока он колдовал над ранами, я смотрел в окно. Шел дождь. Опять. Правда, сейчас он едва моросил, оставляя на окнах тонкие дорожки стекающих капель. Приглядевшись, я подумал, что… стало чуть светлее. Или показалось?

Точно, я же хотел об этом спросить!

— А как вы отличаете день от ночи?

Густав улыбнулся:

— Это легче, чем кажется. — Он ненадолго задумался. — Днем — чуть светлее, ночью — совсем темно. А еще дождь — сильный бывает только по ночам. Думаю, ты скоро разберешься.

— Надеюсь… — протянул я, посмотрев на неприветливое темно-серое небо.

Кажется, оно и вправду стало чуть светлее.

* * *

Я стоял под дождем и холодным ветром. На душе было паршиво, но совсем не из-за погоды. Нет…

На обряд о душе Себастьяна собрались почти все жители небольшой деревеньки — человек шестьдесят, не больше. Все встали полукругом перед входом в небольшой старый храм — единственную постройку из камня среди деревянных покосившихся домиков.

Густав сказал, что обряд нельзя проводить в самом храме, так как погибший был оборотнем. Его присутствие осквернило бы священное место. Густав рассказал, что внутри храма находилась усыпальница местного святого, которого здесь очень почитали. Его звали Антли, и деревушка называлась в его честь.

Как мощам мог навредить мертвый оборотень, жрец не уточнил, но запретил вносить тело внутрь. Было ли это справедливо? Едва ли. Себастьяна я не знал, но не думаю, что он стал кровожадной тварью по своей воле…

Как бы то ни было, люди стояли вокруг костра, на котором лежало тело мертвого охотника-оборотня. Среди общей массы выделялся молоденький паренек лет пятнадцати с непослушной рыжей шевелюрой и красными от слез зелеными глазами. Он стоял ближе всех к костру, рядом с Густавом, и неотрывно смотрел на тело своего отца.

Парня звали Натаном. Он сирота: мать умерла, когда рожала его, старшая сестра пропала без вести полгода назад, а теперь не стало и отца. Других родственников нет…

Когда я смотрел на заплаканного мальчишку, у меня ком вставал поперек горла. Невольно вспоминалась Алиса. Она так же плакала над гробом отца, которого тоже убил я. Но у нее осталась хотя