Книга Гнев Пигмалиона - Ирина Градова

о том, чтобы вернуться на шоссе, теперь вызывала у Наташи рвотный рефлекс, хотя в глубине души она понимала, что рано или поздно это все равно произойдет.

Девушка несколько раз ловила на себе взгляды постовой медсестры, смотревшей так недовольно, словно Наташа занималась чем-то предосудительным, съежившись на ободранном диване и затравленно вздрагивая каждый раз, когда открывалась какая-то дверь или начинал шуметь лифт.

Часы показывали половину второго, когда наконец Наташа увидела врача.

– Ну, пойдемте со мной, – словно бы нехотя произнес и знаком поманил ее за собой.

Войдя в кабинет, она возбужденно заговорила:

– Послушайте, я ничего не понимаю: что с Виктором?! Его избили?

– Кто вам такое сказал? – удивленно поднял брови врач.

– То есть как – кто сказал? Да там кровь по всей ванной, сами бы поглядели!

Доктор поднялся с места, подошел к графину, стоящему на подоконнике, и налил в стакан воды. Затем он вернулся и молча протянул ей стакан. Она сделала большой глоток и закашлялась.

– Как вас зовут? – спросил врач, когда девушка отдышалась.

– Наташа.

– Кем вы приходитесь пациенту?

– Двоюродной сестрой.

Ложь далась ей легко, ведь за все это время она привыкла так себя называть.

– Вы, значит, его кузина, но не в курсе его состояния?

– Погодите, какого состояния-то?

– Пациента перевели из реанимации в обычную палату. Сейчас ему поставят капельницу. Мы, конечно, можем подержать вашего брата несколько дней, но большого смысла в этом я не вижу: его заболевание – не наш профиль.

– Как это – не ваш профиль? – воскликнула Наташа, со стуком ставя стакан на стол. – Вы, что ли, не больница?!

– По-моему, мы друг друга не поняли, – вздохнул врач. Его терпению оставалось только позавидовать: за долгие годы работы он привык на все реагировать спокойно. Так проще: если взрываться по каждому поводу, никакого здоровья не хватит.

– Слушайте, – простонала она, – ну почему бы вам просто не сказать мне, в чем дело, а?

– Все-таки странно, что вам, своей сестре, пациент не сообщил о своем диагнозе, – покачал головой доктор. – С другой стороны, иногда больные не хотят травмировать родственников и скрывают правду о своей болезни… Наташа, у вашего брата острый миелобластный лейкоз, а наша больница подобными случаями не занимается.

– Ч-что? – переспросила девушка, думая, что ослышалась. – Откуда вы это взяли?

– Он сам сказал, когда пришел в себя. Мне очень жаль, но помочь мы здесь ничем не можем!

– Но… Как же так, там было столько крови!

– Не стану утомлять вас медицинскими терминами, скажу проще: из-за приема определенных препаратов химиотерапии у вашего брата возникло осложнение в виде геморрагического синдрома…

– Гемо…

– Кровотечений. Они вызваны тромбоцитопенией, или расстройством питания сосудов, и, как следствие, дефицитом свертывающих факторов.

– Но… у него же все в порядке с волосами! – пробормотала Наташа, удивив доктора.

– С волосами? – переспросил он.

– Разве от химии, ну… это… волосы не выпадают?

– Правильно подобранная терапия в наше время позволяет этого избежать.

– Значит, Витя лечится?

– Не стану вас обманывать: я не онколог, но его состояние не слишком хорошее. Простите, больше мне нечего вам сказать, я и так выдал больше, чем нужно, просто…

– Что?

– Мой вам совет: приготовьтесь к худшему. Я не стал бы разглашать диагноз пациента, если бы не крайняя необходимость: одному ему не справиться, а вы, кажется, искренне за него переживаете… В общем, держитесь!

Наташа сидела, словно оглушенная, и слова врача долетали до нее как будто бы издалека. Виктора никто не избивал, все гораздо хуже – у него рак!

– Я… я могу его увидеть? – внезапно осипшим голосом спросила девушка.

– Не вижу препятствий, – кивнул врач. – Палата два – прямо по коридору, а потом налево.

* * *

Поверх сдвинутых на самый кончик носа очков Инна Савельевна Ройзман с неодобрением смотрела на молодого человека, сидящего напротив.

– Виктор, в ваших анализах обнаружены следы алкоголя, причем довольно значительные! – сурово хмурясь, произнесла она. – И вы продолжаете курить! Разве вы не знаете, что вам категорически нельзя…

– Инна Савельевна, давайте поговорим начистоту, – перебил он. – Я хочу знать только одно: сколько мне осталось?

– Ну вы же знаете, что мы никогда не говорим о сроках! В этом нет никакого смысла…

– Смысла нет в экивоках, – снова прервал доктора пациент. – Лечение не помогает!

– Это лечение не помогает, но мы попробуем другое: есть множество вариантов…

– Инна Савельевна, я задыхаюсь даже от небольшой физической нагрузки, у меня участились головокружения и кровотечения, я с трудом встаю с постели по утрам: вы думаете, я не понимаю, что это означает?

– Только то, что необходимо подобрать верный метод!

– Бросьте, вы сами не верите в то, что говорите! Послушайте, я вас ни в чем не обвиняю: вы сделали все, что могли, но мне очень нужно знать, сколько у меня времени!

Ройзман впервые за долгое время ощущала собственную беспомощность – и вовсе не потому, что не сумела помочь больному: в ее профессии такое случается сплошь и рядом и положительный исход скорее исключение, нежели правило. Она чувствовала себя так оттого, что ей не удалось вселить в парня надежду. Похоже, он принял свою участь с достоинством, и от этого ей становилось еще тяжелее: большинство людей в его положении бьются в истерике, обвиняют врачей и клянут свою несчастную судьбу. Они с готовностью хватаются за самый призрачный шанс, веря, что вот на этот раз точно сработает! Есть и те, кто, устав от бесконечных и мучительных процедур, сдаются – такие умирают еще до того, как смерть на самом деле за ними придет. Виктор Арбенин не относился ни к тем ни к другим.

– Почему вам так важно знать сроки? – тихо спросила Ройзман, снимая очки и прикусывая дужку.

– Потому что я должен успеть сделать кое-что важное.

– Что?

– Простите, но я не могу сказать.

– Это что-то незаконное?

– Возможно.

– Трудно поверить!

Он только плечами пожал.

– Хорошо, – вздохнула она. – Если судить по анализам, то… около полугода, плюс-минус пара месяцев.

– Отлично!

Он заметно повеселел – просто удивительно!

– Доктор, мне нужно от вас кое-что еще.

– Я слушаю.

– Препараты, которые позволят мне прожить эти полгода по-человечески.

– Вы говорите о наркотиках?

– Мне без разницы. Выпишите то, от чего я смогу чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы… привести в порядок дела – так, кажется, говорят?

– А вы хотя бы представляете, какая там побочка?

– Я же говорю: мне без разницы! Поможете?

* * *

Стоя под горячей струей воды в душе, Регина пребывала в радужном настроении после вчерашнего. Фильм, конечно, отстой, но зато она получила возможность пообщаться с петербургским бомондом! Тусовки, на которые обычно водит