Книга Лазоревый день. Книга первая - Игорь Вереснев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Русана хотела бы и Арояна заставить размышлять над ребусом, но тот сосредоточился на другой задаче: пытался постичь азы туземного языка. Орелик сомневалась, что из этого что-то выйдет, очень уж непривычной была фонетика. Однако не мешала, так как успех Давида мог решить проблему с питанием. А это действительно оказалось проблемой. Голодом их не кормили, но… Изо дня в день это была всё такая же каша, какую им предложили в первый раз. Она меняла оттенок, запах уже не казался отталкивающим, но консистенция блюда привлекательней не становилась. Ощущение тёплой, склизко-липкой массы во рту не позволяло Русане попробовать эту пищу вновь. Или природное упрямство мешало? Каша-студень была основным блюдом туземцев, но это не означало, что им нужно пичкать чужаков! Это был своего рода поединок — Русана хотела заставить аборигенов считаться со вкусами и пожеланиями пленников. На завтрак и обед к каше полагались «фрукты»: грозди красно-оранжевых горьковатых ягод или ломоть вяжущей во рту «тыквы» или длинные белые стебли, сочные, но тоже горькие. Фрукты не соответствовали человеческому вкусу, но с ними пришлось уступить, так как другой пищи не предлагалось. Желудок и кишечник с этой едой мирились, и не нужно было раздумывать, как и из чего её изготовили, а с горечью во рту они боролись, обильно запивая съеденное водой. В воде ограничений не было, Русана убедилась в этом на второй день плена. Стоило попробовать умыться, как по команде хозяйки волосатики приволокли глубокую миску, полную до краёв. Мигом собравшаяся толпа — тогда «зверушки» ещё не наскучили — с интересом наблюдала за всем процессом омовения. Впрочем, Орелик это не стеснило ни в малейшей степени.
Однако диета из воды и горьких фруктов оказалась малопитательной. Прошла неделя и к постоянной горечи во рту и пустоте в желудке прибавилась слабость. Организму не хватало калорий, не хватало строительного материала для обновления. А Русана по-прежнему не могла убедить аборигенов, что слизкий студень — неподходящая для людей пища. Те не выглядели тупыми или жестокими, но из-за непонятного упрямства готовы были скорее уморить пленников голодом, чем изменить их «меню».
* * *
Выучить чужой язык, сидя в клетке, казалось немыслимым. Прошло две недели, а единственное слово, смысл которого Давид смог понять, было «ишбит». Его всегда произносили, обращаясь к хозяйке дворца. Давид не знал, это собственное имя, титул, либо что-то иное. Но слово бесспорно относилось к этой женщине. И он решил попробовать.
Утром, после первой трапезы владычица по обыкновению заняла место в кресле напротив клетки. Заметив пристальный взгляд пленника, сложила губы трубочкой — кажется, это было приветствие, — указала на нетронутый завтрак. Произнесла:
— Харра.
Ароян отрицательно потряс головой. Ткнул пальцем в сторону миски, затем — женщины:
— Ишбит — харра. — Постучал себя в грудь, добавил с подчёркнуто вопросительной интонацией: — Давид харра?
И тут же опять отрицательно покрутил головой. Для убедительности схватил ложку и показал, водя ей вдоль груди и строя гримасы, как каша будет двигаться по пищеводу. И как вывернется обратно.
Перевёл дух, ещё раз ткнул пальцем в собеседницу и себя:
— Ишбит. Давид.
Туземка с интересом следила за его манипуляциями. Потом резко встала, подошла к клетке вплотную. Прокурлыкала, смешно вздёргивая подбородок:
— Ишбит харра-cc орче. Дади рр-харра орче. Кхир рр-харра орче. Дади рр-ошу кхир. Русит рр-ошу кхир. — И, помолчав, с трудом добавила: — Дади шжрать дряй. Русит шжрать дряй.
Орелик мгновенно оказалась рядом, нетерпеливо дёрнула за локоть:
— Дад, ты слышал?! Она разговаривает! Она назвала тебя и меня по имени!
— Да, — согласился Давид. Его ошеломило неожиданное открытие. Несомненно, туземка продвинулась в изучении русского языка куда дальше, чем он мог вообразить. — И она сказала, что мы должны есть эту штуку. Как и она её ест.
— Ага! — с готовностью кивнула Русана. — Значит, она поняла мои слова, что эту дрянь жрать нельзя! Чего ж тогда выкобенивается?
— Может, попробуем съесть? — неуверенно взглянул на неё Давид. — Фрукты же съедобные, хоть и не вкусные.
— Поблевать захотелось? — Орелик уставилась на туземку, ткнула себя в грудь: — Русит харра рыба. Понимаешь? Рыба!
Схватила ковшик с водой, сунула в него ладонь, изображая плещущуюся рыбёшку. Выходило забавно. Но вот понятно ли? Туземка задумчиво проследила за пальцами девушки. Переспросила недоверчиво:
— Рсакху? Русит сс-харра рсак?
— Да, да, — Орелик энергично закивала. — Русит ест вашу рсаку. Жаренную.
Ароян хмыкнул. Он вовсе не был уверен, что женщины говорят об одном и том же. Но Ишбит уже скомандовала волосатику, и тот помчал от навесов, только пятки засверкали. Минут пять они ждали, не зная, что сказать друг другу. А когда мохнатый слуга вынырнул из-за угла, Давид понял, что туземка истолковала жесты Орелик верно. Волосатик тащил большую рыбину, покрытую тёмно-синей, с алыми прожилками, чешуёй.
Русана взвизгнула от радости. Чмокнула Давида в ухо и быстро затараторила:
— Ишбит, ты лапочка! Теперь эту рыбку нужно поджарить и отдать нам. Понимаешь? Как вы их готовите? Не сырыми же едите? — Догадавшись, она показала пальцем на рыбину и на факел над головой: — Огонь. Жарить.
— Эррше? — изумилась туземка. — Русит сс-харра эррш-дха-рсак?
— Да, что-то вроде этого.
Ишбит выглядела настолько удивлённой, что и Орелик засомневалась в том, что правильно улавливает смысл беседы. Неожиданно хозяйка дворца отступила назад, склонила голову набок, озабочено произнесла:
— Кхир харр-ра эррш-дха-рсак. Шусса!
Она обернулась к подручным, приказала что-то. Немного помедлив, один из волосатиков грохнулся на землю, дёрнулся, замер, вывалив язык и задержав дыхание. Демонстрация была достаточно красноречивой.
— Шусса! Дади шус, Русит шус! Русит, Дади рр-харра орче.
Ишбит внимательно осмотрела растерянно замерших людей., махнула рукой. Волосатик, сжимавший рыбину, тут же развернулся, бросился выполнять распоряжение. Поняв, что вожделенный обед не состоится, Орелик заорала, уцепившись в решётку:
— Ты дрянь лупоглазая! Издеваешься, да?!
Вспышка ярости