Книга Родня - Анна Чиж-Литаш

играла убитую горем дочь, которая не знает, как ей жить на этом свете и в чём теперь её предназначение. С периодичностью в пять-десять минут она впадала в рыдания, закрывая лицо руками и корчась в мучениях. Но увидев знакомое лицо соседки или очередной родственницы, приходила в себя и быстро вводила их в курс последних семейных новостей. Когда разговор становился для неё скучным, она немедленно возвращалась на своё место и вновь предавалась страданиям.

Леонид Семёнович был единственным человеком, кто взял на себя все организационные моменты. Он привёз священника, помог нести гроб, затем вернулся в машину и выгрузил венки, параллельно по телефону давая последние наставления администратору кафе, где были запланированы поминки. Несмотря на низкую температуру на улице, его лицо было красным, а из под вязаной шапки тонкими струйками стекал пот.

Стас пришёл один. Оксана сказала, что ей не с кем оставить ребёнка. Никто не придал её отсутствию никакого значения. Юлия Ивановна, наоборот, обрадовалась, что не увидит ненавистное ей лицо невестки. Стас сначала стоял рядом с матерью. Когда повышенное внимание к его персоне со стороны присутствующих пропало, он незаметно растворился среди людей.

Александр Петрович и Сергей Васильевич на протяжении всех похорон стояли чуть поодаль, тщательно изучая пришедший контингент. Полковник постоянно делал пометки в блокноте. Многие из присутствующих были ему незнакомы. Но общительная пенсионерка, как оказалось, троюродная сестра Тамары Ильиничны, любезно просвещала их, когда узнала, что они не только родственники, но и служат в милиции.

— А кто вот этот мужчина? — полковник кивнул головой в сторону мужчины в старой военной куртке.

— Это племянник Ивана Фёдоровича. Он бывший офицер, правда, был уволен за пьянку, — старушка с радостью делилась информацией. — А вот это Лариска — подруга Тамары, редкостная дрянь!

Полковник, приподняв бровь, внимательно посмотрел на собеседницу, которая на первый взгляд больше напоминала большой пушистый одуванчик, нежели грубую матёрую старушку.

— Она много лет назад хотела увести Ивана из семьи, — продолжала та. — Иван молодец! Не поддался! — старушка с уважением посмотрела в сторону гроба, где лежало тело старика. — Хороший мужик! А какой красивый был!

Александру Петровичу на секунду показалось, что не Лариска, а именно она сама хотела соблазнить молодого Ивана Фёдоровича.

— А это кто? — полковник кивнул в сторону мужчины, стоявшего позади всех, прислонившись к большой старой ели.

— Где, сынок? Я никого не вижу!

— Ну вот же, — полковник развернул старушку в нужном направлении, но возле ели уже никого не было. — Он только что был тут! — Виноградов огляделся по сторонам. — И где он?

— Померещилось тебе, милый. Это же кладбище! Здесь всегда что-то мерещится, — старушка тихонько засмеялась.

Беляк поморщился и машинально отошёл от собеседницы.

— Мы с тобой за эти дни столько спали, что всё, что хочешь, может померещиться!

— Я точно видел мужика! — полковник глазами рыскал среди людей. — Он явно пришёл по нужному адресу!

— Тебе показалось, — он посмотрел в сторону могилы. — Вот и всё! Теперь точно конец.

Рабочие забрасывали землёй яму доведёнными до автоматизма движениями.

— Это ещё не конец. Это всего лишь кульминация, — полковник ещё раз мысленно попрощался с тётей и дядей и, протиснувшись сквозь толпу, вышел на аллею.

— Так что скажешь? — снова повторил вопрос полковник. — Мне нужны твои идеи. Говори всё подряд, может, мне удастся за что-нибудь зацепиться, — Виноградова охватывала паника. — У меня остался один день, чтобы разобраться во всём. Завтра все разъедутся и всё! Я не могу без причины удерживать Влада с Наташей! Или мозолить глаза Юле. Чёрт побери! Со мной такое впервые. Как врач не может вылечить своего родственника, а чужой человек от его лечения выздоравливает через несколько дней, так и я! Дай мне сейчас любую загадку, я разгадаю её на раз-два, но вычислить убийцу среди родни я не могу!

— Давай по порядку. Зубик Юлия Ивановна, дочь жертв, — Беляк посмотрел на полковника, — ты не возражаешь, если я буду их называть по протоколу.

Он кивнул.

— Она много лет не общалась с родителями. Причины нам не известны.

— Пока не известны, — Виноградов задумчиво провожал взглядом толпу родственников, идущих к автобусу.

— И тут такие кардинальные перемены! Дочь становится заботливой и любящей! И действительно, она, как сторожевой пёс, не отходит от родителей ни на минуту. Здоровое питание, чистый и комфортный быт, режим, уход и так далее. Знаешь, порой даже самые заботливые дети так не ухаживают за родителями. В чём подвох? Я не верю, что люди меняются. По молодости — возможно, но в таком возрасте — это странно.

— Интересная версия. Согласен.

— Я циник. И в этой ситуации я думаю трезво и может даже где-то мрачновато, но мой вывод такой. Родители так обрадовались примирению с дочкой, что пообещали своей царевне тридевятое царство, а точнее, тот ветхий домик, правда, с огромным участком земли в придачу. Плюс дали доченьке денежки на расходы и, как нам известно, около пятнадцати тысяч долларов на хранение. Ведь кому старики могли доверить такую сумму, как не своему чаду? Банку — нет, пожилые люди уже один раз доверились государству, больше не понесут туда сбережения. Под простынёй дома — опасно. Вдруг обворуют. Хотя, если судить «по одёжке», как мы привыкли делать, то на этот дом не позарится даже самый голодный бродяга. Поэтому выход только один — отдать деньги дочери.

— Продолжай, — полковник кивал головой.

Беляк чувствовал, что это его минута славы, поэтому старался излагать факты так, как любит друг. Чётко и аргументированно.

— Вопрос в следующем, смогла ли Юля поднять руку на самое святое ради будущего наследства и внушительной суммы денег? На мой взгляд — не могла.

— Почему? Мне интересно твоё мнение.

— Смотри, зачем пачкать руки и брать такой грех на душу, если дом и деньги всё равно достанутся ей?

— Может, она боялась, что родители простят Влада и перепишут всё на него? В детстве и юности мать души в нём не чаяла, она могла запросто простить сына.

— Возможно. Но Юлия Ивановна женщина обеспеченная, зачем ей идти на столь крайние меры?

— Ты забыл, что она неимоверно жадная и завистливая. А это порой угнетает гораздо сильнее, чем отсутствие денег в кошельке.

— Согласен, — Беляк задумался, — но всё равно я уверен, что это не женский почерк. Ты можешь представить себе Юлю, которая ремнём от брюк душит своих родителей? Лично я — нет!

— Она не обязательно могла пачкать руки сама, — Александр Петрович достал из сумочки, висевшей у него через плечо, пакет и постелил его на скамейку. Устроившись на краешке, он достал сигарету и закурил.