Книга Черноземье 3 - Иннокентий Белов

самого раннего утра его личных покойников тщательно инспектирует. А всезнающие Охотники помогают ему в могилах ориентироваться.

И судя по его кислой роже, не хочет гвардейское начальство очень-очень, чтобы в Ратуше узнали о таких серьезных потерях.

А просто врать хотите, пока все воины не закончатся?

Скажет Совет — выводи лихой командир все свои шесть сотен на финальный бой, а он ответит тихим голосом, что всего пятьдесят воинов осталось в строю. Тут-то все в Совете и присядут на свои мягкие филейные части тел, после череды таких славных побед.

— Тут девяносто и тяжких тридцать — за двести степняков Гвардия отдала свою пятую часть всего своего состава!

Рожа у командира становится еще кислее:

— А если еще посчитать раненых, которых я вылечил уже, так третья часть Гвардии попала в недееспособные!

Теперь он даже отвернулся сгоряча, потому что с Капитаном Совета заместителю Гвардии спорить не положено, а очень хочется.

Но повезло им с его начальничком, не вернусь я сейчас в Астор вместе с ними и не придам огласке потери и прочие нелицеприятные сведения. Бой все же выигран, поселения на этом берегу Протвы освобождены, а меня дорога ведет в Храм заряжать Палантиры и копить ману.

Немного попозже донесу я такие сведения Совету, но боюсь, что особого эффекта уже они иметь не будет, все морально привыкнут к этой легкой фальшивой победе и никто не захочет менять свое мнение.

— Драгер, давай мне в сопровождение четверых самых опытных парней. Я заберу их на три-четыре дня и верну в городе или на том берегу.

Драгер называет имена своих лучших Охотников:

— Чтобы не посрамили честь Гильдии перед самим Мастером Ольгом! Слушались его, как меня!

И негромко мне говорит на ухо:

— Ольг, я в этой войне со степью только на тебя одного с твоей силой рассчитываю. Доведут нас эти дураки из Гвардии и Совета до самого печального конца. Я же все вижу, что эта победа вчерашняя нам ничего не даст, только степняков разозлит не на шутку. И они быстро придут сюда окончательно рассчитаться.

— И правильно, старина. Хвастать не буду, но есть у меня опыт с такими врагами разбираться. И числом их гораздо поболее было, раз в пять, и не люди они вообще совсем оказались. Но ничего, послушались меня и пошли, куда я сказал.

— Да в том-то все дело, что тут больше и идти некуда, не в пустыни же к океану ты их уведешь? — сомневается приятель. — Завоевывать те безжизненные местности?

— В пустыни, не в пустыни, а уведу дальше воевать, не переживай, Старший Мастер.

После всех хлопот мы вышли и первым делом я проверил сохранность трактира.

И трактир, и Сохатого я нашел на прежнем месте, но никакой радости от освобождения, пусть и временного, я у него на лице не заметил.

— Здорово, старина! Что теперь делать думаешь?

— Да что тут думать! Теперь, когда вы перебили молодняк, сожгут степняки мой трактир к херам собачьим! — он даже не здоровается с нами. — Пообещали те, которые успели ускакать, мне уже, что вся орда придет и отомстит беспощадно.

На это неправильное поведение придется указать невеже:

— Чего ты несешь, старое чучело! Пришли твою толстую морду защитить!

— Да не нужно было меня защищать! Я с ними договорился жить мирно, начальство степняков у меня ночевало. А теперь точно все пожгут!

Договорился он? Вот ведь совсем берега потерял от своей жадности хозяин трактира, готов кормить и давать ночлег врагам города и не понимает, что выглядит откровенным предателем в глазах горожан.

— Ну сожгут и сожгут, раз ты такая скотина! — ругается на него один из Охотников.

Сохатый молча уходит внутрь трактира, понимая, что сказал лишнего. Он-то гордился собой, что договорился с дикими степняками на нормальных условиях сосуществовать, поэтому готов так и дальше жить. А теперь разозленные степняки могут и его сжечь вместе с трактиром.

Мы проходим мимо, сегодня не до трактира, время уже не самое раннее, нам еще до стоянки придется добраться, а мне еще потом в горы лезть. Хорошо, что припасы и оружие на лошади везем, но она нам очень заметно снижает скорость передвижения по лесу. И оставить караван за спиной я не хочу, чтобы сами добирались, вполне возможна очередная атака Корта, хотя все же шесть воинов — это даже для него серьезно.

Но я не хочу рисковать жизнями доверенных мне воинов, решаю не спешить.

Поэтому идем довольно медленно и после обеда снова шагаем по нагорьям, поэтому до стоянки добираемся уже в быстро наступившей темноте. Гнать из последних сил к Храму я больше не хочу, пора перестать торопиться и жить нормальной жизнью сильномогучего Мастера.

Который никогда никуда не опаздывает, а во всех проблемах виноваты другие, что он задержался.

Поэтому спокойно ночуем, рано утром я выдвигаюсь, предупредив парней, что вернусь через пару дней.

Я и гвардейцев долечивать не стал под предлогом того, что мана у меня закончилась, хотя в третьем Палантире ее еще на половину осталось. Но оставаться в теперь нейтральных землях совсем без солидного запаса маны я не хочу, вполне возможна встреча с немалым отрядом степняков или еще какими вооруженными людьми.

Да и тянет душу просто, когда нет возможности положить руку на шар, чтобы почувствовать океан силы, работают все же Палантиры для меня определенным наркотиком. Хорошо бы со временем начать слезать с уже хорошо заметной от них зависимости.

К Храму подошел через четыре часа, старательно проверяя умением и в бинокль, чтобы никто за мной не увязался.

Хотя именно сейчас доверенные охранники не допустят никакой слежки за нанимателем, но осторожность все равно не помешает.

Поднимаю Дверь, рассматривая площадку перед входом, но ни внутри Храма, ни на самой площадке ничьих следов нет.

— Ну и отлично! — я сам ложусь на Стол поправить свою ману и расставляю шары по кругу.

В Храме провел оставшийся день и ночь, зарядил за это время два шара по девяносто процентов и третий на семьдесят. Была мысль выкопать хотя бы еще один Источник на всякий случай, но все же не стал этого делать. Если три Палантира и моя мана не помогут с какой-то серьезной проблемой, то пусть я снова восстановлюсь на Столе и тут меня еще два Источника будут ждать.

Это может оказаться очень важно на будущее.

На Столе ничего нового мне не показал Храм,