Книга Сбывшиеся сны Натальи Петровны. Из разговоров с академиком Бехтеревой - Аркадий Яковлевич Соснов

хотел. Я сначала расскажу одну историю, а потом вернусь к этой, ладно?

В тот момент я была заместителем директора ИЭМ, и тоже против своей воли, из-за цепочки случайностей. Придя в институт заведовать отделом, я Бирюкову заявила: «Дмитрий Андреевич, только давайте договоримся, что вы меня никогда не назначите своим замом». На что он назвал меня нахальной особой, мол, в институте достойных кадров и без тебя хватает. Но согласился. А через три года возникла проблема: его заместителя, кандидата наук, могли утвердить только при наличии в дирекции доктора или более титулованного человека. Меня же к тому времени успели выбрать членкором Академии медицинских наук. Он поехал в Москву и сказал, что я готова стать его заместителем. Без моего ведома, нарушив заключенный нами «пакт». Вернулся и покаялся: «Не ругай меня, старика, другого выхода не было». Дмитрий Андреевич был старше меня на двадцать с лишним лет и, как я понимаю, «рулить» институтом ему было непросто, особенно в последние годы. Он был из тех директоров, которые носом чувствуют ценность сотрудника. Но по-настоящему вникнуть в то, что делал сотрудник, не считал нужным. Хотя мог, был очень способным специалистом.

После его смерти я решила: хватит с меня административной текучки. Позвонила в Москву, в Отделение медико-биологических наук Академии, и попросила на должность директора меня не рассматривать. Мне было очень комфортно в отделе, особенно до замдиректорства. Никто меня еще не предавал. Мы дружно работали, устраивали прекрасные праздничные вечера. В течение дня в институте, до шести-семи вечера, я успевала и сотрудниками руководить, и в исследования проводить, и отчеты готовить. А приезжая домой, могла писать книжки. И вот я думала, что опять начнется такая распрекрасная жизнь.

Но меня вызвал в министерство Данилов и сказал в своей простоватой манере: «Ты вот что – ты помолчи». В Академии на место директора прочили другого, более удобного человека, выходца из ИЭМ, и обрадовались моему отказу. А когда с подачи министерства всплыла моя кандидатура, посчитали, что это мои интриги, «Бехтерева набивает себе цену». Я оказалась в положении, знаете, девочки из сказки Андерсена – она плела из крапивы рубашки, чтобы спасти своих братьев, которых злая ведьма превратила в лебедей, и при этом не должна была проронить ни слова. Я объясняю Данилову, что директором быть не хочу, а он мне – «Ты помолчи».

А чем этот Данилов руководствовался?

Понимаете, он запомнил мою «программную речь» в шестьдесят втором году, навел справки и убедился в том, что мне удалось сделать обещанное. Более чем удалось, наши работы приобрели международное звучание. Кроме того, в бытность замом у Бирюкова, царство ему небесное, хороший был человек, но сам расстроил свое здоровье, мне приходилось принимать многие решения по институту.

Все-таки Академия медицинских наук меня на выборах провалила. А я уехала с Всеволодом Ивановичем в мой любимый Гурзуф и ничуть по этому поводу не тревожилась. С Даниловым, который мне по-своему добра желал, ссориться не хотела. Но не я же виновата, что меня прокатили. Только потом Данилов на них, видимо, так повлиял, что в итоге директором оказалась я.

Первое время руководители отделения меня совсем не жаловали. Очень мне было плохо. Но года через два я стала у них любимым директором. Они говорили: вот так надо работать и докладывать о своей работе… Потом меня выбрали депутатом Верховного Совета СССР восьмого созыва – тоже по разнарядке. Наш район должен был выдвинуть ученого, женщину, определенного возраста. Этот статус помог и моему директорству.

Мы стремительно понеслись вперед, но я имел в виду другое: была ли дискриминация по гендерному признаку, скидка на слабый пол, некую женскую неполноценность как руководителя…

Когда речь шла о директорстве в ИЭМ, не говорили, что я дура. Говорили: не было там женщин и не будет. Это был основной мотив против меня. Существовал такой женский счет: умная женщина. Способная, одаренная женщина. Про мужчину говорили: умный человек. Конкретному действу, скажем, защите кандидатской диссертации это не мешало. С другой стороны, моя защита пришлась на период после печально знаменитой павловской сессии двух академий. И все, что не было павловским, считалось еретичным, а я была не в павловской струе. Ну ничего, защитилась. У нас в Поленовском среди нейрохирургов были женщины, но ведущими нейрохирургами в институте, да и в стране, считались мужчины. Как и ведущие руководители у нас в стране мужчины. Тогда и сейчас. Поэтому работала я в своей лаборатории, доросла до заведования и на большее не претендовала. Я и в перспективе себя видела заведующей этой лабораторией. До поездки в Англию.

Можно ли утверждать, что по набору объективных качеств мужчина-нейрохирург сильнее женщины?

Среди женщин были очень хорошие нейрохирурги. Но эта специальность требует еще и физической силы. Поэтому физически сильные женщины были хорошими нейрохирургами. Но я не знаю ничего нового, что предложили бы женщины в нейрохирургии. Мужчины за рубежом и у нас что-то предлагали, а женщины очень хорошо это все повторяли. Но я нейрофизиолог. О других областях мне трудно говорить: так или иначе проецирую ситуацию на себя или себя на ситуацию.

И когда вы стали предлагать что-то новое, как это воспринималось?

По-разному в разных местах. В Англии я увидела не только возможности и перспективы вживленных в мозг электродов, но и то, что там делалось не совсем правильно. А именно: вживленные электроды как диагностический щуп или лечебные приборы не были объединены со стереотаксисом, то есть с расчетом на попадание в определенные точки мозга. Я четко осознала, что две эти вещи надо объединить и получится что-то грамотное.

Есть банальная формула постижения истины: этого не может быть, в этом что-то есть и кто ж этого не знает. Сейчас объединение электродов со стереотаксисом – из разряда «кто ж этого не знает». А тогда?

А тогда они веером вживлялиcь, скажем, в лобные доли мозга. Во всем мире вживлялись либо веером, либо с очень слабеньким, примитивным расчетом, так что легко было попасть совершенно не в ту зону. И в своем отделе в ИЭМ я предложила Андрею Аничкову заняться всерьез стереотаксисом. Сначала этим занимался Усов, заведующий лабораторией математических методов. Вообще я все время работала с инженерами, математиками, мы с полуслова понимаем друг друга. Я им говорила, какие расчеты надо делать, и они делали. Сейчас стереотаксис у нас лучший в мире. В мире! Замечательный стереотаксис у Андрея Аничкова.

Вы спрашиваете, как это у нас принималось. Я всем пыталась рассказать, что для точечного введения электродов нужно создать отличный стереотаксис. Пошла с этими мыслями к Блохину. Он меня отправил к Снежневскому,