Книга Разночинец - Козьма Прутков №2

не позволительно расслабился от тихой жизни и даже сейфом не обзавёлся! В общем, теперь я обладатель горы самых разнообразных бланков на все случаи жизни. Грёб не глядя, стараясь только набрать побольше. Попутно захватил пару каких-то печатей… Ну просто на всякий случай.

Ефим тоже не оплошал. Пока все глазели на запускающее бумажные самолётики начальство, тот втихушку пограбил возниц. И судя по всему, очень удачно, потому что передо мной он появился покачивающимся под тяжестью аж двух мешков. Увидев такое, я выматерился про свой ум и диким сайгаком проскакал на цыпочках к себе в комнату, где сгрузил все оставшиеся лекарства, оставив тот самый порошок прямо посредине стола.

В итоге самым сложным оказалось найти приемлемое место для ночлега неподалёку от села. Ночью все деревья чёрные…

* * *

Ох, вот ведь неугомонная душа. Сквозь дремоту я слышал сопение Ефима, пытающегося аккуратно развязать прихватизированный у возниц мешок. Наконец, судя по звуку, ему это удалось и послышалось столь приятное для уха шуршание…

— Да как это?

Чего там? Вяло потянувшись, я не глядя цапнул первое попавшееся под руку. Не, для ассигнаций слишком маленькое. Лениво приоткрыв глаз, я взглянул на доставшуюся частичку сокровища. Надо же, фотографическая карточка, вон по краям характерные вензеля везде нарисованы. На самой же фотографии… Проморгавшись, я ещё раз убедился в том, что мне это не предвиделось. Осторожно, словно картонка была стеклянной, я положил фотокарточку на землю и взял другую. Посмотрел на обороте. «Купальщицы». Перевернул. Ишь как игриво ножкой воду пробует…

— Это чиво же это такое?

Интересно, а когда я первый раз посмотрел фильм с порнухой, точно так же выглядел?

Глава 9

Происходящее подействовало на меня как мощная пружина. Она взвелась, и теперь уже никак не получится ускользнуть. Мы с Ефимом явились вольными или не очень инициаторами необратимых событий. Отступать однозначно поздно, да и некуда. И неважно, что Ефим своими прямодушными действиями привёл в движение неведомые пока силы помимо моего желания. Офицеры и местное начальство благостно накачиваются самогоном, конвойные остывают в своём бараке, а политические готовятся удариться в бега. Надо решаться.

Я сгрёб Ефима за ворот рубашки:

— Слушай сюда. Нам нужна телега с припасами на пару недель. Пока каторжане готовятся сдёрнуть с этапа, нам нужно исчезнуть. Как сам думаешь, куда дёргать?

— А я знаю? Ты же у нас учёный. По мне, так надо уходить в сторону, к Байкалу. Каторжане чухнут в город, в Усть-Кут. Там среди людей легче схоронится, в тайге они долго не протянут. А нам, стало быть, в другую сторону. А за телегу не переживай, всё готово.

— Ясно, Фима, тогда действуй. Не забудь ружья забрать.

Через сорок минут наша телега, поскрипывая осями, двинулась по дороге назад, к Иркутску. Село погрузилось во тьму, благо, небо безоблачное и луна нам в помощь. Ефим шёл впереди, ведя лошадь в поводу. Животное неохотно тянуло телегу, а я на правах «вашбродия» лежал на соломе и размышлял. Село Покровское осталось позади. Судя по тому, что никто не поднял шум, побег ещё не обнаружили. А когда забрезжил рассвет, мы съехали с дороги и углубились в лес. Нам нужно отоспаться и выждать.

Мы в пути уже третий день, днём отсыпаемся, а ночью потихоньку двигаемся назад к городу. За это время я наконец-то пришёл в себя. С момента попадания в прошлое я напоминал сам себе зомби. Что-то делал, с кем-то говорил и механически переставлял ноги. А времени оглянуться и поразмыслить у меня-то и не было. Шок от попадания в другое время и обстоятельства не давали мне возможности спланировать ближайшие шаги. Зато сейчас возможностей поразмыслить вагон, даже два. Потрескивают дрова в костре, Ефим варит ужин в котелке. А я лежу под телегой и думу думаю. В принципе не так всё и плохо в моей жизни. Да, подсуропил мне это поляк. Я только не пойму, чего сразу ударился в бега? Сработал инстинкт, бьют — беги. Ну грохнул я того ворюгу, кто что мне бы предъявил? Полиция? Не смешите мои тапочки. У меня полно свидетелей, человек пять точно. Сторож грохнул татя, наоборот, награда за усердие должна быть. Не проспал, сберёг общественное добро. И вообще — моё слово интеллигентного человека, студента Московского университета, без пяти минут учителя против откровенного бандюгана. Здесь только один момент, я не местный и не знаю толком реалий. Плаваю, могут на всякий случай задержать подозрительного скубента. Сейчас к студентам относятся настороженно, среди них много вольнодумцев и бунтарей. Во все времена эта прослойка общества была питательной средой для любых возмущений против законной власти.

Да и поздно уже переживать. Скоро стемнеет и мы выдвигаемся. У меня есть намётки по поводу того, где отсидеться. Я как-никак местный, пусть местность за полтораста лет заметно изменилась, сплошная тайга. Но населённые пункты и Байкал остались. У бати был старенький «Москвич-412» и мы с ним частенько мотались по нашим краям. Мне нравилось, когда отец брал меня с собой на рыбалку. А уже позже, будучи учителем истории, я возил свой класс по этнографическим экскурсиям. Одну из них запомнил очень хорошо. В середине 17-го века на берегу Лены пятидесятники основали острог Верхоленск. А значительно позже, в 19-м веке слобода получила статус уездного города. Уже при советской власти город опустился до села. Это помогло его как бы законсервировать. Дома и улочки поселения сохранили своё очарование той эпохи и свой архаичный вид. Экскурсия для моего класса была рассчитана на два дня. Мы посетили краеведческий музей, прогулялись по тихим улочкам, посетили пару типичных домов того времени. Именно здесь отбывал свою ссылку будущий гений мировой революции Лев Троцкий, отсюда бежал без пяти минут председатель ВЧК Феликс Дзержинский. Ну и до кучи здесь страшно мучался в ссылке Михаил Фрунзе, великий революционный полководец. Отметились здесь коммунистические страдальцы Куйбышев и Орджоникидзе.

А на следующий день автобус повёз нас в Шишкинскую писаницу, где сохранились многочисленные петроглифы и наскальные рисунки эпохи древности и средневековья. На обратном пути по плану у нас было посещение Собора Воскресения Христова. Красивый, патриархальный и многоглавый, он вызвал у нас желание побыстрее оказаться снаружи. Тёмные помещения и скорбные лики святых скорее подавляли, чем вдохновляли.

Вот сейчас я и прикидываю наше приблизительное расположение. Скоро стемнеет и пора выдвигаться. Наша кобыла отдохнула, но на ночь глядя не горела желанием поработать. Приходилось нам вести её в поводу по