Книга Письма. Документы. Воспоминания - Исаак Ильич Левитан

у барышника за двойную цену кресло. Вероятно, тебе писали, как идет и поставлена твоя пьеса. Скажу одно: я только ее пон[ял] теперь. В чтении она была не особенно глубока для меня. Здесь же отлично, тщательн[о] срепетован[ная], любовно поставлен[на]я, обработанная до мельчайших подроб[ностей], она производит дивное впечатление. Как бы тебе сказать, я не совсем еще очухался, но сознаю одно: я пережил высокохудож[ественные] минуты, смотря на «Чайку»… От нее веет той грустью, которой веет от жизни, когда всматриваешься в нее. Хорошо, очень хорошо! Публика, наша публика – публика театра Корш[а], Омон, и ту захватило, и она находит[ся] под давлением[?] настоящего произве[дения] искусства. По адресу же режиссера можно только кучу благодарност[ей] наговорить. Если есть некоторые шероховатости, то очень незначител[ьные]. Так на малой сцене не поставили бы. Пьеса твоя вызывает живейший интерес, это ясно.

Как твое здоровье?

Ничего у меня не выходит из моих намерений – дума[л] поехать отдохнуть к тебе в Ялту, а пришло[сь] заниматься разными делами. Устаю от школы. Устаю от работ, бросить которые в то же время не могу, как говорит твой Тригори[н], ибо всякий худо[жник] – крепостной. Ну, [как] же ты себя чувствуешь? Писал к Морозову? Родной мой, ей богу, я просто не могу говорит[ь] с Морозов[ым] о займе, не м[огу], лопни глаза; самое простое, самому тебе сказать ему, и моментально все и будет сдел[ано].

Бываю часто у твоих. Все бодры. Кстати, виде[л] в театре m-me Немирович[131], просила сказать тебе, что она пятый раз смотрит «Чайку» и [с] все более и более захватывающим интер[есом]. Видел и Ленского[132]. Он тоже в восторге и от пьесы, и от постановки. Каково? Это что-нибудь да значит!

Ну, будь здоров. Пошли тебе господь всего<…>

Тво[й] Левит[ан]

Зимой на Международной художественной выставке журнала «Мир искусства» в Санкт-Петербурге были представлены девять произведений Левитана. Решение принять участие в выставке говорит о том, что Левитан высоко оценил работы художников (и организаторов) круга «Мира искусства», столь явно неблизкого и академическим, и передвижническим художественным ценностям.

108. А. Н. ТУРЧАНИНОВОЙ

[Москва]

24 января [1899]

Здравствуй, дорогая моя женушка Анка!

Сегодня вернулся из Питера. Несмотря на твое нежелание моей поездки в Питер, я считал ее необходимой для себя, и хоть очень утомился, но в то же время я крайне доволен. Расскажу по порядку тебе, радость, счастье, безгранично любимая моя Нюнушечка!

В среду я выехал. Едва нашел комнату в Питере. Оставил вещи в гостинице и тотчас на выставку[133]. По обыкновению, я, даже на выставках среднего качества и если есть мои работы, чувствую себя ужасно, но то, что я увидел на международной выставке, превзошло мои ожидания. Представь себе лучших художников Европы и в лучших образцах!

Я был потрясен. Свои вещи – я их всегда не люблю на выставках – на этот раз показались мне детским лепетом, и я страдал чудовищно. Прошло два дня, в которые я не выходил с выставки, и в конце концов я начал чувствовать себя очень хорошо. Русских художников высекли на этой выставке и на пользу, на большую пользу.

Репин, Серов, я и некоторые другие участники выставки поняли и много поняли в этом соседстве. Весною я видел в Мюнхене русских художников, но не в такой аристократической компании, как здесь. Очень поучительно, и теперь, пережив, я как встрепанный. Хочется работать, в голове тьма всяких художественных идей, вообще прекрасно. Пускай я телесно устал, но я духом молодею. Эта поездка была необходима; когда мы увидимся, я более обстоятельно объясню мотив. Я очень доволен драньем <…>

Ика

В феврале мастерскую Левитана в Москве посетили генерал-губернатор великий князь Сергей Алексеевич[134] и его супруга великая княгиня Елизавета Федоровна. Это событие Левитан подчеркивал, так как считал, что внимание генерал-губернатора поможет ему в окончательном разрешении вопроса о возможности жить в Москве и не боятся выселение за черту оседлости. Он оказался прав, и уже в апреле был издан приказ о выдачи Левитану паспорта на право жительства в Москве.

109. В.Д. ПОЛЕНОВУ

[Москва]

24 марта [1899]

Очень тронут, глубокоуваж[аемый] Васи[лий] Дмитр[иевич], что зашли ко мне перед отъездо[м]. Я давно собирался к Вам, да в последнее время у меня сердце ведет себя непорядочно, а у Вас лестница «порядочная»!

От души желаю Вам счастливого пути и всего лучшего. Желаю также, чтобы Вы привезли к нам на север чудные этюды востока и юга. Они у Вас так бесподобны.

Всего лучшего.

Предан[ный] В[ам] Левит[ан]

110. А.В. СРЕДИНУ

[Москва]

28 марта [1899?]

Любезный

Александр Валент[ино]вич!

Получи[л] Ваше письмо, спасибо. Очень приятно было узнать, что Вы уже устроил[ись] и начали работать[135]. Вы удивляетесь, но встречают[ся] и здесь корректуры?! Да как же без них быть? Если вообще только можно учить живописи (это еще вопрос!), то единст[венный] путь – корректуры. Да вообще, не в этом польза пребыва[ния] в школ[ах], мастерских, а в среде работ[аю]щей молодежи, полной энергии, задач. Быть среди сто[ю]щих людей, да еще в Париже, городе, живущем си[льной] художест[венной] жиз[нь]ю, – все. Тут-то и есть центр тяжести всего благ[а] работать в Париже. Заснуть нельзя здесь, мысль постоян[но] бодрствует, а художник растет. Одно то, что видите много прекрасн[ых] произв[едений], – вот уже рост понимания. Вы наслажд[аетесь] Monet, Cazin, Rénard[136], а у нас – Маковск[ий][137], Волков[138], Дубовск[ой][139] и т. п. Нет, жить в Париж[е] [зачеркн.: великое] благо для художника.

У нас тишь да гладь. Ждем выставок? Нет, не ждем.

Что выставили Вашу картину на выставку, – прекрасно сделали, если еще вдобавок ее продали!

Я попаду в Париж, если тольк[о] попаду, не ранее августа, теперь же еду в деревн[ю], давно весны не видал.

Жела[ю] всег[о] лучшег[о]. Простит[е] за каракули – нервен до черта, скрип пера раздражае[т].

Пред[анный] В[ам]

И. Левит[ан]

Ранней весной отправился с учениками на этюды в Сокольники, Кусково, Новогиреево.

112. УЧЕНИКАМ ПЕЙЗАЖНОЙ МАСТЕРСКОЙ УЧИЛИЩА ЖИВОПИСИ, ВАЯНИЯ И ЗОДЧЕСТВА

[Москва]

22 апреля [1899]

Господа,

Я чувствую себя очень нехорошо, почему спешу к себе в деревню. Приехать еще раз, как хотел, не могу. Предполагаю, что работа теперь пойдет у вас. Однако только на прощанье скажу: больше любви, больше поклонения природе и внимания, внимания без конца. Не помните также[?] картин.

Осенью, вероятно, опять поработаем вместе.

Всего лучшего

И. Левитан

113. А.В.