Книга Сэйв - Ава Хоуп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тогда что с тобой?
– Ты обращаешься со мной как с какой-то шлюхой. И самое, черт побери, унизительное, что так оно и есть.
Не знаю, зачем я это сказала.
Его брови взлетают вверх. А по моей щеке вдруг стекает слеза.
– Знаю, что тебя совсем не интересует моя жизнь, – продолжаю я. – Вообще не уверена, что тебя интересует хоть что-то, кроме себя самого и насущного вопроса, кого бы трахнуть. Но еще два дня назад я была уверена в том, что проведу всю свою жизнь с человеком, которого люблю. И вместо того чтобы поговорить с ним, я… Боже. Я просто трахаюсь с тобой!
– И что в этом плохого?
– В том, что я ничем не лучше его! – кричу я, захлебываясь слезами. – О господи, зачем я тебе вообще это все говорю. Тебе же глубоко насрать.
– Да. Я не собираюсь тебе лгать. Мне насрать. Но ты ему не изменяла. Ты хочешь снова быть с ним? Сможешь простить измену?
Отрицательно качаю головой.
– Тогда зачем винишь себя в том, что спала со мной? Ты живешь дальше. Если секс хоть на минутку помогает тебе верить в светлое будущее без того, кто тебя не ценил, то можешь переспать хоть со всем населением Манхэттена.
Удивительно, но это звучит разумно. Я перестаю плакать и, ошеломленная словами Мэттью, пристально смотрю ему в глаза.
– Я приготовил панкейки, – вдруг говорит он, кивая в сторону тарелки. – Хочешь позавтракать со мной?
Молча киваю и подхожу к нему.
Мэттью не отходит с моего пути, а просто берет и притягивает меня к своей обнаженной груди. Я тяжело выдыхаю и закрываю глаза, наслаждаясь теплом его массивного тела.
– Если утром я перешел черту, то… – тихо говорит он.
– Нет, – перебиваю его я. – Я хотела тебя.
– Так и знал, – усмехается он.
– Можешь не быть кретином хотя бы сейчас?
– Я постараюсь.
Некоторое время мы молчим, а затем он едва слышно произносит:
– Извини, если был слишком груб. Я не привык… мм… разговаривать с девушками…
Хмыкаю.
– Я заметила.
– Но тебе было хорошо? – спрашивает Мэттью, и я киваю. – Мне тоже, – тихо произносит он и целует меня в макушку.
Глава 17
NEFFEX – Something You Could Never Own
Эмили
Погода не может не радовать. На чистом небесном полотне ярко сверкает солнце. Сугробы снега мерцают в свете его лучей, ослепляя меня своим блеском. Я надеваю солнечные очки и ловлю такси, так как у меня еще нет служебного пропуска на парковку, а пытаться найти свободное парковочное место утром в будний день равносильно выиграть в лотерее. В теплом салоне звучит хард-рок, и я качаю ногой в такт этой воинственной мелодии, подходящей под мой настрой.
Идея остаться на эти два дня в квартире Мэттью уже не кажется такой абсурдной. Мы с Брайаном платили аренду жилья вместе, и так как год только начался, а я уже отдала половину суммы за год аренды, денег у меня не так много. Хороший отель мне не по карману, Ван еще не вернулась, а оставаться в мотеле и в самом деле небезопасно, ведь мы говорим о Нью-Йорке, где уровень преступности зашкаливает практически на каждом шагу.
Вообще, я только что уходила от Мэттью, полностью приняв произошедшее. Не знаю, как так вышло, но ему удалось заставить меня поверить в то, что я не делала ничего плохого, занимаясь с ним сексом.
Да, случайный секс стал довольно странным опытом для меня, но я не буду о нем жалеть. Благодаря этому самому опыту я смогла осознать, что я могу делать то, чего хочу, не чувствуя при этом вины за происходящее. Это ведь моя жизнь, и она у меня только одна. Кроме того, мне не стоит жалеть о том, что мой бывший не понимает значения слова «верность». Разве что стоит пожалеть его. Изменять своему собственному выбору – тяжелая ноша.
Мы вливаемся в плотный поток автомобилей, и я, напевая под нос песню из альбома NEFFEX, рассматриваю, как мимо проносится шумный и многолюдный Манхэттен, пока я направляюсь к Мэдисон-сквер-гарден. Когда автомобиль подъезжает к Таймс-сквер, то оказывается в пробке. Навигатор показывает здесь аварию, что неудивительно, учитывая то, как светящее во всю силу на ясном небе солнце ослепляет своим сиянием.
Хорошо, что я выехала пораньше.
Плохо, что я все равно очень нервничаю.
Первый день на работе мечты – это слишком волнительно. И пока следующие полчаса я плетусь в пробке, мое сердце колотится так, будто я на гоночном треке в салоне машины, которая входит в крутой поворот.
В восемь утра таксист останавливается возле громадного здания из красного кирпича, крыша которого запорошена слоем искрящегося снега. Ледовая арена «Мэдисон-сквер-гарден» является домашней ареной двух нью-йоркских клубов: «Ракет» и «Пингвинов» – правда, последние ранее базировались на арене «Ю-Би-Эс» в Квинсе, но сейчас ледовый дворец закрыт на реконструкцию.
Нервно убирая растрепанные волосы за уши, захожу в крутящиеся стеклянные двери и оказываюсь в огромном холле. На белых стенах висят большие красные рамки с фотографиями игроков, на полу – плитка с эмблемой клуба, а под высоким пятиметровым потолком, освещенным по периметру белыми линиями, развешаны флаги с цветами команды: красный и белый.
Брайан не любил хоккей и не понимал моей привязанности к команде. Он отказывался посещать со мной игры, поэтому я смотрела их дома по телевизору, когда Брайан отсутствовал, или в записи, если он находился дома и кидал на меня осуждающие взгляды. Поэтому я ни разу здесь не была, несмотря на то что этот клуб для меня такой родной.
По широкой светлой лестнице поднимаюсь на третий этаж и прохожу до конца коридора, где меня должен ждать спортивный директор клуба Джереми Вон. Он несколько лет играл с моим отцом и знает меня с рождения.
Мои родители поженились, когда им было по девятнадцать лет. Отца как раз тогда задрафтовали «Ракеты». Так что я и в самом деле была частью команды с пеленок. Со мной на руках мама посещала каждую домашнюю игру «Ракет», всем сердцем поддерживая отца.
– Эмили! – приветствует меня высокий темноволосый мужчина с сединой на висках. – Как я рад наконец увидеться с тобой!
– Джереми! – Крепко обнимаю его. – Только прошу, не говорите мне что-то вроде «Как ты выросла»!
Джереми усмехается и разрывает наши объятия. Он внимательно смотрит на меня своими кристально-голубыми глазами и грустно улыбается.
– Дэйв бы гордился тобой.
– Мне бы очень этого хотелось.
– У меня не было возможности сказать это