Книга Манас великодушный - Семен Израилевич Липкин

достойный ее сана и возраста, но она и не взглянула на свой многочисленный скот, не слушала людей: она думала о встрече с единственным сыном. Она сидела на бухарском ковре рядом с умницей Каныкей, их мысли соединились, их слезы смешались — слезы матери вождя и жены вождя.

Настало счастливое утро, и вот юрты были навьючены на верблюдов, обвешанных пестрыми коврами и попонами, оседланы кони, убранные в драгоценности, и люди, одетые в праздничные одежды, пустились в далекий путь, к земле отцов. И пока они шли, воины Бакан рассказывали народу о победе Манаса, и вот какие это были слова.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Земля отцов

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Ты мне снился, широкий Талас,

Ты — виденье закрытых глаз.

Обдала меня жаром твоя,

Иссык-Куль, голубая струя.

Я тоскую по вас, я хочу

Окунуться в быструю Чу.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Шесть дней длился на поминках по Кокетею поединок Манаса и Конурбая. Шесть дней метали они друг в друга копья, но копья падали, не принося никому победы. Конурбай, взбешенный стойкостью и ловкостью Манаса, предложил:

— Оставим копья, испробуем клинки. Может быть, дело пойдет быстрее.

Манас согласился, бросил копье. Но Конурбай, видимо, решив: «Сейчас исполнится предсказание, сейчас я смертельно раню Манаса», заметил, что под мышкой у Манаса есть неприкрытая доспехами щель. Он сейчас же нацелился в эту щель, но Кошой, который был наблюдателем поединка со стороны Манаса, выбил из рук сына Алооке копье, говоря:

— Ты бесчестный противник, Конурбай! А не имеешь ты чести потому, что не имеешь веры в свою силу.

Конурбай и виду не показал, что пристыжен словами Кошоя. Противники решили снова метать копья. Манас метнул первым, и Конурбай откинулся на круп коня. Ноги его выскочили из стремян. Он упал. С громким победным кличем Манас поскакал к своим юртам.

То был двенадцатый день скачек. Гости с нетерпением ожидали возвращения коней. Наконец, гоня перед собой облако пыли, показался Светлосаврасый. Конурбай пришел в неистовство: неужели не только Манас, но и конь его окажется победителем?

За Светлосаврасым, на расстоянии вытянутого аркана, скакал другой конь. Он догонял Светлосаврасого, и стук его копыт был стуком сердца каждого гостя. Неожиданным рывком этот конь отделился от земли, и в мгновение, нужное для того, чтобы моргнуть ресницей, он очутился впереди. Гости увидели его: то был конь Бокмуруна, статный Вихрь! Бокмуруну досталась первая награда: девять тысяч верблюдов, девяносто тысяч быков, сто тысяч овец.

Победа киргизских борцов и киргизских коней наполнила Конурбая злобой и завистью.

— Все награды, кроме награды нашего плешивца, достались киргизам! — негодовал он.

Собрав свое войско. Конурбай сказал Незкаре и Джолою:

— Киргизы подняли свои белоколпачные головы. Смотрите, какие поминальные пиры они задают! Смотрите, какое войско собрал Манас! Мы лишились киргизской дани, киргизских рабов, киргизского скота. Теперь мы лишимся киргизской земли. Не лишимся ли мы потом и воинской чести? Нам нужно истребить киргизов, пока они размякли от подарков и раскисли от выпитого кумыса. Начнем резню. Придумайте, ханы, хороший повод для резни.

Хитроумный Незкара, повелитель манджу, посоветовал:

— Потребуй в дар Вихря, победителя скачек. Если киргизы откажутся подарить тебе этого коня, устроим резню.

Конурбай отправил к Бокмуруну посла с таким словом:

— Ты, сын Кокетея, слушай Конурбая, сына Алооке! Твой конь Вихрь, хорош. У него гордая посадка головы, у него стройные ноги, у него зоркие глаза. Если его оседлать, то не стыдно будет приехать на нем в Железную Столицу. В будущую весну не стыдно будет преподнести его в дар хану ханов Эсену, повелителю Китая. Слушай же, сын Кокетея: отдай своего коня Конурбаю. Не отдашь — пеняй на себя.

Бокмурун ответил:

— Я должен посоветоваться со своими друзьями, — и поскакал к исполину Кошою.

Кошой, выслушав Бокмуруна, сказал:

— Надо отдать Вихря, не то Конурбай нападет на нас, а его войско в десять раз больше нашего. Спокойствие дороже всего. Тот, кто жалеет птицу, поднимающуюся на крыльях, обречен видеть пустое небо. Если подумать, то всегда наступает время, когда коню приходится стать подарком. Отдай Вихря!

Но Бокмурун возразил:

— Я должен сперва услышать слово Манаса.

Когда Бокмурун рассказал о требовании Конурбая и о совете Кошоя, Манас разгневался великим гневом. Он призвал Кошоя и сказал:

— Не стыдно ли тебе, Кошой, прославленный исполин! Где твой разум? Ты даешь совет юноше, хотя сам еще, видимо, нуждаешься в наставлении! Ты, оказывается, испугался угроз того самого Конурбая, которого мы должны одолеть, чтобы добыть себе землю отцов! Если ты боишься его угроз, то от его рати ты и вовсе придешь в трепет. Наше могущество достигло сияния солнца, а твой совет подобен темной ночи. Не отдадим коня! Когда я умру, а на тело вселенной упадет черная тень дома Чингиза, тогда, Кошой, можешь отдать не только скакуна, но и собственную жизнь!

Манас дал остыть своему гневу и сказал Бокмуруну:

— Помни, джигит мой: сегодня Конурбай требует коня, завтра потребует нашу жизнь, нашу свободу, нашу душу. Как это старый Кошой подал тебе такой совет? Если бы это сказал кто-нибудь другой, то я бы приказал изменнику отрезать язык!

Кошой сокрушенно вздыхал, понимая правоту Манасовых слов. А Манас приказал так:

— Ударь в барабан, объяви сбор войска, верный мой Кошой! А ты, Бокмурун, отправь посла к проклятому Конурбаю с одним словом: нет!

Когда Конурбай услышал ответ Бокмуруна, он приказал отнять у киргизов все доставшиеся им награды. Воспользовавшись тем, что киргизские джигиты, заслышав зов барабана, поспешили стать под знамя, вооруженные воины Конурбая напали на пастухов, отбили скот и угнали его к своим юртам.

Весть о разбое облетела всех гостей. Вожди племен собрали своих людей, говоря:

— Воины Конурбая оскорбили киргизов. Они считают, что над ними нет суда. Поможем киргизам смыть оскорбление кровью!

Первым привел к Манасу своих ташкентцев хан Панус. За ним пришли другие ханы во главе воинов. Как буря, обрушилось несметное войско на миллионную рать Конурбая.

Так началось это великое побоище. Хотя небосвод был прозрачен, земли не было видно: ее закрыли тела воинов. Пыль, поднятая копытами неисчислимых коней, не рассеивалась. Красные реки крови вливались в это море пыли. Смерть сверкала на остриях мечей. Не выдержав натиска киргизов и их союзников, воины Конурбая дрогнули и побежали, топча на пути тыргаутов и манджу.

Казалось воинам Конурбая, что глазами киргизов смеются