Книга Цвет моего забвения - Мария Бородина

готова мириться с провалом, и тихо произношу в пустоту:

— Кто тут?

Время словно останавливается, повисая надо мной чёрной простынёй. Вокруг воцаряется тишина. Секунды растягиваются до предела и рвутся. Ответа нет.

— Я слышала тебя, выходи, — повторяю я громче. Господи, как же ничтожно звучит мой голос!

Безвременье продолжается. Тишина становится глубже. Я поднимаю ногу, чтобы сделать шаг навстречу вопросам, но тело замирает и каменеет. Инстинкт самосохранения кидает в мысли страшную догадку.

Это существо затаилось, чтобы наброситься на меня!

Дыхание перехватывает, но пятиться некуда. Там, наверху, куда более страшный враг — моя неуверенность. Из-за моей спины ухмыляется другая Зара: трусиха и абсолютное ничтожество. Мой внутренний демон с тем же именем. Я постоянно убегаю от неё. Не хочу быть с ней и сейчас.

Лучше уж — в чужие когти! Если мне придётся драться, я готова.

Выдыхаю до предела. Выхожу на площадку, вслушиваясь в тьму. Всё моё тело напрягается. Если оно кинется на меня, надо будет вовремя отразить удар.

Тишина натягивается и трескается от звука: неприятного, но уже знакомого. Я слышу слева сопение и шлепки. Но, к моему удивлению, звуки отдаляются. Невидимый враг убегает! Должно быть, напугался не меньше меня.

Или пошёл за подкреплением?

Нужно торопиться в любом случае.

Я перевожу дыхание и разворачиваюсь. Это — первый этаж, и дверь подъезда, по всей видимости, распахнута. Снаружи льётся фиолетовый свет. Крупные пылинки клубятся в его потоках.

Я оглядываюсь. Теперь, когда тьма разбавлена, глаза начинают понемногу привыкать к ней. Крутые ступени у моих ног спускаются к выходу. Я вижу два симметричных разлома в боковых стенах. В левый только что ушлёпал тот, кто даже не успел стать мне соперником, а в правом…

Человек!

На цыпочках приближаюсь к дыре. Сиреневый свет бежит по рваному краю разлома неоновой линией, освещая её содержимое. В нише в глубине стены лежит, скорчившись, полная девушка, и это точно не Экорше: у той все кости напоказ. Я вижу выпуклые карманы на джинсах незнакомки, выгоревшие волосы и распахнутый рюкзак.

— Эй, — говорю я лишь для того, чтобы тишина не нагнетала страх, — ты меня слышишь?

Тщетно. Я снова натыкаюсь на мёртвую тишину. Я уже догадываюсь, почему она не отвечает. Но как же страшно об этом думать!

Делаю ещё пару шагов к дыре. Теперь я могу видеть ветхий туннель, идущий вертикально вверх, параллельно стене. По всей видимости, он служил лифтовой шахтой. Мне всё ещё сложно поверить, что до Последней Войны здесь во всю кипела жизнь.

Наклоняюсь над девушкой. Кое-как вытаскиваю из-под её живота руку и пытаюсь прощупать пульс. Температура её кожи не даёт никаких шансов, но я сдавливаю запястье девушки всё сильнее, пока не прощупываю сквозь мягкую клетчатку кость. Никакой пульсации. Лишь тогда я понимаю, что девушка мертва.

Она мертва.

Всё здесь по-настоящему!

Правда кажется слишком страшной. Кусаю губы, пытаясь не закричать и не заплакать. Зара-ничтожество догоняет меня и впивается пальцами в плечи, дырявя кожу. «Беги, — шепчет она. — Уходи отсюда. Ты не поможешь ей, а вокруг так много опасностей! Твой удел — спасать себя. На большее ты не способна».

— Нет, — рычу я, разговаривая сама с собой, — я могу!

Превозмогая испуг и отвращение, я запускаю пальцы в рюкзак девушки. Блокнот и цветные карандаши. Странный запас: художница что ли? На всякий случай я забираю и то, и другое. Мне хочется, чтобы об этой девушке хоть кто-нибудь помнил. И я буду, пусть никогда и не знала её.

Когда я бережно закрываю рюкзак погибшей, краешек её блузки приподнимается. Кожа на спине девушки в темноте кажется неоновой. Я поднимаю руку, чтобы закрыть дыру, но ладонь зависает в воздухе на полпути.

По спине незнакомки бегут чудесные узоры. Тонкие, ровные, симметричные ветки и цветы. И невиданные знаки, похожие на колдовские руны.

Какая изящная татуировка!

Словно загипнотизированная, я подношу ладонь к узорам. Мне хочется коснуться этой красоты. Дотрагиваюсь до холодной кожи погибшей и тут же отдёргиваю руку.

Узоры вырезаны на коже девушки остриём ножа. И раны, по всей видимости, свежие.

— Кто тебя так? — я глотаю ужас вместе со слезами. Я забываю обо всём: о том, что должна найти Экорше.

Девушка не шевелится. Она не ответит мне. Она больше никогда никому не ответит.

Я так погружена в себя, что не замечаю, как свет меркнет, перечерчивается полосами, а потом снова становится ярче. Я ушла так глубоко, что не слышу ни голосов, ни дыхания. И лишь когда громкий голос взрывает тишину, я вздрагиваю и поднимаю голову.

— Оставайся там, где сидишь!

Номер три

После долгих минут скитаний в тёмных зарослях, я, наконец, выхожу к противоположному краю многоэтажки. Эта часть здания, хоть и обветшала порядком, выглядит надёжнее: плиты и стыки почти не тронуты временем. Разве что, ближе к крыше, от стены словно откусили кусок. Рваная дыра освещена лунным светом и выставляет напоказ межкомнатные перекрытия и крупный рисунок на обоях. В ночи он кажется безликим и монотонным.

Я поднимаю голову выше. Глубокие раны облаков перетягивают вздувшийся лиловый пласт, угрожая заслонить луну. Словно монстр из темноты полоснул когтями небо. Интересно, сколько сейчас времени? Где запад? Где восток? География — точно не моё.

Дверь последнего подъезда прячется в паутине колючих веток. Приблизившись, я смело раздираю их. Шипы и мелкие ветки вонзаются в ладони, протыкая кожу. Кровь проглядывает между пальцев, и я начинаю жалеть о том, что мои рецепторы не отморозило намертво. Но подсознательное чувство, что внутри безопасно, тащит меня напролом. Я клоню гибкие стебли к земле и притаптываю их ногами, с трудом удерживая.

На проржавевших кнопках домофона давно не видно цифр. Да и замок не работает. Когда ржавый заслон приоткрывается, и на меня тянет гнилью и сыростью, удовлетворение от достигнутой цели разливается в груди тёплым молоком. Правда, лишь на мгновение. Потому что когда я впрыгиваю в подъезд, и дверь захлопывается, на мои плечи обрушивается знакомая густая темень. И липкий страх.

Замерев от ужаса, я слушаю тишину, перерезанную вдохами. Даже крыс нет: лишь где-то бежит струйкой вода. Никаких шлепков, никакого сопения. Этот вид монстров не водится здесь. Если, конечно, особи неведомой популяции не уснули под покровом ночи.

По наитию поднимаюсь по короткой лесенке — три ступеньки наверх — и упираюсь в стену. Снова вспоминаю правило лабиринта и веду рукой по стене. Штукатурка облезает под пальцами, падая пластами на пол. Повернув, выхожу в проход и едва не спотыкаюсь о первые ступеньки лестницы. Отлично.

Смрад гнили выветривается, сходя