Книга Иоаннида, или О Ливийской войне - Флавий Кресконий Корипп

под вражеское оружие. Так что порой воины, готовившиеся напасть на других, [сами] чувствовали сталь в собственных телах и испускали милую жизнь сквозь [полученные] раны.

Яростный Рицинарий бросился вперед, пробившись сквозь давящие массы врага. Он обратил в бегство вражеские ряды и знамена, убив Эйлимара, одного из первых, начавших бой, человека, который, будучи уверен в своем коне и полагаясь на своих воинов, храбро искал столкновения с римской армией. Великий герой столкнулся с ним и пронзил его хрустнувшую грудь сталью. Ломая ребра, он [буквально] вскрыл его тело и [давил] с такой силой, что копье вышло у [Эйлимара] из спины.

Тогда мазаки развернули своих коней в бегство, ибо были охвачены холодом ужаса. Отряд римлян последовал за ними и, гоня, заставил отступать. Скача галопом по равнинам в жарком преследовании, они одолели арьергард мавров и в не требующей усилий рубке избивали их войско во время [их] бегства. Но когда разбитая кавалерия [мавров] увидела перед собой стойкие ряды своей пехоты, доблесть вернулась в их сердца, и они повернули лошадей. Они вернулись галопом, оглашая поле дикими криками, и старались пробиться к центру сквозь мечи противников. Но наш главнокомандующий преградил им путь, сплотив еще больше людей и подбадривая их следующими словами: «Римские командиры, наше утешение и надежда государства, вы, которые так часто переносили труды войны, вы хотели битвы. Вот вам, наконец, и дарован такой случай. Со всей своей мощью отразите противника, [не дайте ему преодолеть] оставшееся расстояние. Благодаря этому единственному усилию мы обретем несомненную победу. Помните, что мы даруем великую честь нашим армиям, чья обязанность – прекращать войны, сокрушать гордые народы и обновлять радость, свойственную гражданам Римской державы».

(ст. 99—131)

Так он говорил и, в возбуждении хлестнув коня, проскакал из центра [войска] через [наши] ряды и с громким рычанием врубился в гущу врагов. Его храброе войско последовало за ним, подняв оружие. Все было скрыто [поднятой] пылью, и спускаемые с тетив стрелы железным ливнем падали на поле боя.

Первым делом наш полководец отправил в мир мертвых Мантисиана, срубив ему голову мечом. Никогда толстая шея воина не получала горшей раны! Обагрившись кровью, меч не застрял в кости. Голова человека лежала на траве, и ее глаза все еще были открыты, а его быстрый конь мчался галопом по равнине, неся тело [своего хозяина], из того места, где должна была быть голова, хлестала кровь. Затем полководец зарубил Лаумазана, нанеся крепкой сталью удар в висок. Кость была пробита, и меч ладно прошел сквозь мягкий мозг. Тогда, нацелившись на его шлем и мантилью, Иоанн разрубил надвое его лоб вместе с глазами и длинными локонами. Бросив с близкого расстояния дротик, он поразил быстрого коня Гварзутии. Его ясеневое древко задрожало под левым плечом животного, а теплое острие прошло сквозь тело и насквозь пронзило правую ногу всадника. Конь свалился от раны, и его падение сокрушило всадника, так что он лишился жизни под убийственным весом [животного]. Являя собой необоримую силу, наш полководец рассек пополам своим негнущимся лезвием Мандзеразена, так что тот [буквально] развалился надвое, и обе половины его тела упали. Затем, ударив по шее Иарта, Иоанн [также] отсек [ему] руку, сжимавшую оружие. Она все еще продолжала держать лезвие, в то время как сам человек упал хладным на траву, и отрубленная, еще била по земле, содрогаясь в спазме.

Мадзана, увидев, в какой смертельной для [врагов] горячке был Иоанн, бросился навстречу ему, отвел назад свою руку и приготовил копье к броску. Подъехав [ближе], он метнул оружие в полководца, осадил лошадь и повернул прочь. Но наш храбрый командир, невзирая на опасность, принял удар копья на щит и отразил его.

(ст. 132—192)

Бесстрашно бросился он на врага и поразил его. Хлынула кровь и запятнала зеленую траву, а тело человека осталось распростертым на поле.

Гардий увидел, как его могучий брат сражен раной, и вот, глядите, он рванулся вперед, готовый защитить его тело. Прикрывшись щитом и гордый своим оружием, он напал на командующего. Его уверенность в том, чего требовала честь, и горе из-за брата двигали им. Но даже, хоть он и прыгал взад-вперед, согнув бедра, дразня противника, его доспех был пробит, а сам он получил удар под ребра, так что древко затрепетало, а сам он оказался пригвожденным к песку. В то время как смерть одолевала его, Иоанн, доблестный герой, говорил ему: «Ради этого ли ты, несчастный человек, вышел против меня в своей мощи и невежестве? Или ты хотел составить компанию брату [в его путешествии]? Что ж, тогда твои желания исполнились, твоя судьба соединилась с его крепче, чем ты полагал, мой стойкий воин. Так вышло, что ты охотился за добычей и вместе с тем за смертью и теперь покидаешь Ливию вместе с братом».

Более он не медлил и, прямо сев в седле, с копьем наперевес напал на Куллана. Какое-то время он преследовал его, и мавританский всадник, в ужасе спасаясь от врага, рыскал в разные стороны. Но командующий в ярости следовал за ним, нацелив копье, и, наконец, пронзил его спину так, что кровь фонтаном брызнула на песок. И трупы падали на трупы, пока враг отступал по широкому полю боя. Ужас войны обратил лагуатанов вспять, и все их ряды дрогнули. Невиданной силы страх наполнил груди всех племен, ибо недруги чудились на нашего героя и бежали от него, преисполненные ужаса. Так гиганты трепетали пред Громовержцем, когда падали со сломанными шеями от ударов его молнии. Так войско троянцев бежало пред Ахиллом.

Когда Брутен увидел, что его люди выдавлены с поля боя и уже бегут, обратив спины [к врагу], что они сами распространяют странную панику, что армия, опрокинув знамена, отступает, и мавры в поисках спасения в ужасе спасаются в лагере, – то поверил, что и его жизнь стремится к концу, [но] издал громкий крик, сплотил им свои разрозненные части и повел их, хоть они и были преисполнены испуга, назад в бой с такими словами: «Что за жалкая вы орда, вы, которые прежде никогда не отступали, [потерпев] поражение! Что породило эту панику, гонящую теперь ваши отряды дрожащих беглецов? Разве может кто защитить себя бегством? Разве будете вы в безопасности в лагере, который уже угрожает взять гордое и торжествующее победу войско? Какой бой вас так ужаснул, что вы так бежите, мои стойкие лагуатаны? И ты, Австур, столь уверенный в своих горах, какой враг одолел тебя, что ты бежишь в таком страхе? Увы, негодные,