Книга Империя боли. Тайная история династии Саклеров - Патрик Радден Киф

"острые ощущения открытия" и повысит "наше уважение к человеку - его мастерству, искусству, изобретательности и гению".

Тем не менее, администраторы Колумбийского университета по-прежнему скептически относились к братьям Саклер, подозревая, что за их благожелательностью может скрываться какой-то скрытый мотив. В какой-то момент Луис Голдбурт сообщил университету, что Мортимер и Рэймонд заинтересованы в передаче в дар "некоторой собственности в Саратога-Спрингс". Это оказался небольшой участок земли, не связанный ни с университетом, ни с какими-либо другими якобы академическими целями, но в свое время на нем располагалась фабрика, принадлежавшая фармацевтической компании, которую купили братья. "Похоже, что этот - налоговая уловка", - отметил в досье один из администраторов.

Но неудобная реальность заключалась в том, что, когда речь шла о меценатах, Колумбия не могла позволить себе быть разборчивой. Это был университет, испытывающий нехватку денег, и в отношениях с богатыми братьями уже установилась четкая динамика - Колумбия будет брать все, что сможет получить. В письме Артуру в 1960 году один из университетских чиновников упомянул, что прочитал в газете о новой грандиозной штаб-квартире компании Pfizer, строительство которой в то время близилось к завершению на Сорок второй улице. "Надеюсь, вы сможете навести справки об их старой мебели", - писал администратор, патетически предполагая, что Артур мог бы выпросить для университета несколько старых столов и стульев.

Со временем Артур стал более категоричным в отношении использования имени своей семьи. По меткому выражению его личного адвоката Майкла Зонненрайха, , "если вы ставите свое имя на что-то, это не благотворительность, а филантропия. Вы получаете за это что-то. Если вы хотите, чтобы на ней было ваше имя, это деловая сделка". Артур предложил Колумбии установить в библиотеке Лоу мемориальную доску с надписью "Коллекции Саклера" в память о его отце, Исааке Саклере. В письме в университет он предложил, чтобы на сайте "на всех фотографиях объектов Саклера всегда указывалось: "Коллекция Саклера", "Галерея Саклера" или "Институт Саклера". Внутри университета люди, работавшие в Columbia , считали Артура сложным и странным человеком. "Доктор Саклер - очень необычный человек", - отметил один из чиновников в служебной записке, добавив, что позиция университета была такова: "Пока деньги продолжают поступать, не беспокойтесь об этом". "

Но у Артура было свое видение Колумбии, которое он описал в одном из писем президенту университета как "мечту": он хотел построить музей Саклера. С одной стороны, это было приятным предложением для университета: новый объект, посвященный истории искусства и изучению Восточной Азии, оплаченный богатым донором и имеющий собственную коллекцию искусства мирового класса. Но, как ни странно, Рэймонд и Мортимер Саклеры начали отдельный разговор с университетом о финансировании строительства научного центра, который бы носил фамилию семьи. Уже в зрелом возрасте Артур называл своих младших братьев и сестер "младшими братьями". Он так часто говорил за них - указывал, что им делать в профессиональной сфере, кому жертвовать деньги, - что можно было легко представить семью как монолит: все консультируются с одним и тем же бухгалтером и пользуются одним и тем же крупным банковским счетом, если бы все знали. И все же здесь был признак, пусть и едва уловимый, разлада.

Артур позаботился об этом. "Я не сомневаюсь, что интерес моих братьев к созданию Института наук о жизни неизбежно вызовет определенный интеллектуальный конфликт", - написал он президенту Колумбийского университета. "Однако историческая перспектива позволяет предположить, что уникальная возможность, существующая в настоящее время в области искусства, вероятно, больше не повторится, и этот важный аспект отличается от ситуации в области науки". На этом все и закончилось. Больше не было никаких серьезных разговоров о том, что Рэймонд и Мортимер будут финансировать строительство здания, посвященного наукам о жизни.

 

В голландском доме на Лонг-Айленде был красивый пруд, и Артур засадил его бамбуком, надеясь создать на своем заднем дворе эффект китайского пейзажа. Но бамбук, как известно, инвазивный вид, и после посадки его трудно контролировать. Побеги продолжали распространяться вверх и наружу, пока не стали угрожать поглотить весь задний двор. "Приходилось постоянно обрезать их", - вспоминает друг семьи, который часто бывал у нас в гостях. "Бамбук захватил весь двор".

В доме все больше накапливалось коробок. Артур покупал китайское искусство с такой скоростью, что новые приобретения появлялись быстрее, чем семья успевала их открывать. Наверху, внизу, на чердаке - везде были коробки. Не сбавляя темпа, Артур организовал отправку новых покупок в различные частные хранилища. Вскоре объем принадлежащих ему материалов достиг такого уровня, что их уже невозможно было понять и уследить человеческим глазом; вместо этого они стали уделом упаковочных листов, описей, бесконечных пачек бумаги, на которых строчка за строчкой были проставлены минутные пометки, даты, цены, номера партий, каталожные обозначения. И все равно Артур не останавливался. Он собирал без устали, ненасытно. Вскоре и счета стали накапливаться, потому что он тратил целое состояние. Как только деньги от транквилизаторов поступали на его счета, они тут же улетучивались обратно, и Артуру казалось, что он должен работать еще больше, чтобы успевать собирать коллекцию. Даже его друг Пол Сингер, разделявший его страсть, но не имевший тех средств, которые Артур тратил на ее удовлетворение, заметил, что "искра", которую он увидел в глазах Артура, когда тот держал в руках первый кусок нефрита, теперь превратилась "в пламя".

"Каждая покупка затмевала предыдущую, - вспоминает Мариэтта. Как только сделка завершалась, вся привлекательность, которой, казалось, обладал предмет, уходила на второй план, и он жаждал следующего завоевания. Ей казалось, что в его все более маниакальном коллекционировании она уловила страх перед старением, разочарованием, смертью. "В этой сфере он мог быть хозяином, мог контролировать себя, чего не мог сделать ни в медицине, ни в бизнесе, ни в личной жизни", - писала она. "Артур находил в предметах безопасность и комфорт; они не могли причинить ему вреда, не могли предъявлять к нему требований".

 

Глава 6. ОКТОПУС

Когда доктор Генри Уэлч вышел на сцену, в зале воцарилась тишина. Сотни врачей, химиков, руководителей фармацевтических компаний и руководителей собрались в Вашингтоне, округ Колумбия, на Четвертый ежегодный симпозиум по антибиотикам . Они собрались в роскошном отеле Willard с видом на Национальный молл, всего в нескольких кварталах от Белого дома, чтобы провести серию презентаций о новейших разработках в области антибиотиков с участием приглашенных докладчиков со всей страны и со всего мира. Это был первый день конференции , утро середины осени 1956 года, и Уэлч, который был одним из организаторов мероприятия, тепло