Книга Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир? (5-е изд., перераб. и доп.) - Андрей Вячеславович Кураев

— это разные боги), я попросил его вспомнить десять заповедей. Эффект превзошел все мои ожидания: оказалось, что мессия, выдающий себя за автора Библии, просто не знает десятословия. Он начал мямлить что-то насчет «не убий» и «не укради». Но первую заповедь он так и не смог назвать. Пришлось ему ее напомнить: Слушай, Израиль. Я — Господь Бог Твой. Да не будет у тебя других богов пред лицом твоим. Эта заповедь сама по себе обличала многобожие Виссариона. Но то, что он не знал того, что знает наизусть обычный ученик обычной воскресной школы, что он не знает десяти Заповедей, обличило его претензии еще больше и еще скандальнее… Поняв это, он отказался предоставить мне видео— и аудиозаписи нашей беседы, а вскоре они были уничтожены…

В ПОИСКАХ «ТРЕТЬЕГО ЗАВЕТА»

В этой встрече с человеком, претендующим на то, чтобы стать автором «Третьего Завета», в наиболее яркой форме проявилось то, что заметно и в остальных религиозных «новаторах». Они берутся обновлять то, с чем сами знакомы весьма поверхностно. Иногда они просто не знают Библии и православия[148]. Иногда — намеренно искажают и то, и другое. Иногда же они не по своей воле пользуются антиправославными карикатурами, которые в их сознание вложил кто-то другой (инерция атеистического или сектантского воспитания, пресса, мода и т. п.).

В последнем случае разговор с таким «реформатором» может напомнить знаменитую беседу, еще в прошлом веке произошедшую между неким священником и неким атеистом. При случайном знакомстве невер с некоторым апломбом продекларировал свое «свободомыслие»: «А знаете, батюшка, вы, может, будете поражены, но я не верю в бога». — «Что ж, — спокойно ответил священник, — я тоже». И затем пояснил поверженному в недоумение собеседнику: «Видите ли, я тоже не верю в такого бога, в которого не верите вы. Я не верю в бородатого старика с дурным характером, которого вы себе представляете при слышании слова Бог. Бог, Которому я служу и Которого проповедует моя Церковь, — другой. Это Евангельский Бог Любви. Вы просто не ознакомились всерьез с учением нашей Церкви и потому, не зная истинный образ Бога, отвергаете ложную карикатуру на Него. И в этом вы правы».

Ошибка того атеиста была в том, что он вместо образа Бога Любви, вместо Христа составил в своем сознании образ полицейского надсмотрщика. Ошибка тех людей, которые намерены «дополнить» Евангелие, состоит в том, что они вместо образа Бога Любви тоже поставили некоего самодельного идола — на этот раз назвав его «Великим Учителем». Если Христос всего лишь учитель и проповедник первого века, то при всем уважении к Нему вполне естественно дополнить Его проповеди, исходя из опыта, накопленного человечеством за последующие двадцать столетий.

Знания могут расширяться. Но можно ли сказать, что за эти века мы научились любить сильнее, чем Христос? Если бы Христос рассказывал людям о Божией любви — можно было бы надеяться на появление других проповедников, которые могли бы о том же предмете говорить не менее талантливо, но при этом беря примеры для своих притч из современного быта. Но Христос не рассказывал о любви Бога так, как рассказывают о чем-то объективно-внеположном, внешнем, отличном от самого рассказчика. Он не говорил о Боге так, как мы говорим о другом человеке и об особенностях его характера. Он явил эту любовь Божию. Во Христе Бог не рассказал о Себе, а дал Себя людям.

И, значит, того, кто дерзнет превзойти Христа, можно и нужно встретить простым вопросом: а точно ли твоя любовь превзошла любовь Христову? Не твое красноречие интересует меня. Ты поясни: что не смогла исполнить Жертва Христова, и как же именно недостаток этой Жертвы ты собираешься восполнить своими речами? Ты уверен, что Бог что-то утаил, что-то не даровал нам в Жертве Своего Сына, и что теперь эту утаенную энергию Божией любви Бог дарует нам, воплотившись в тебя?

Хорошо, до Креста ты еще не дошел. Но даже в своей теории, в своем богословствовании — чем же ты превзошел опыт христианского постижения тайны Христовой любви?

Ты намерен обогатить христианское богословие опытом, накопленным иными традициями, и дать новое, не «средневековое» религиозное мышление. Ты считаешь, что Завет, некогда названный Новым, уже обветшал. Ты говоришь, что с Ветхим Заветом люди жили менее пятнадцати веков, а с Новым — уже двадцать. И задаешь вопрос, который кажется тебе риторическим: «На пороге третьего тысячелетия не настало ли время дать новое Евангелие, новую религию человечеству? Не естественно ли предположить, что настает эра Третьего Завета?»

В самом деле — весь мир, некогда бывший «христианским», бурлит, ежегодно выплескивая из котла своих религиозных поисков сотни новых сект, тысячи книг внезапно появившихся «учителей», «гуру», «контактеров», «чудотворцев», «пророков» и просто «живых богов». «Труд» (1.7.95) сообщил, что «на территории России, как утверждают статистики, действует сегодня около 300 000 народных целителей, ясновидящих, магов и астрологов». Триста тысяч святых и пророков! Спустя всего пять лет после отмены в России государственного безбожия уже на каждых триста пятьдесят человек приходится один «богоизбранный» чудотворец! И это вполне близко к стандартам современного «цивилизованного мира»: по утверждению американского сектолога Г. Дж. Берри, «в одном только Лос-Анджелесе около тысячи активных „контактеров“»[149]. И «информация», которая поступает ко всем этим людям «из глубин Космоса», в принципе одна: пора отложить в сторону Евангелие и перейти к оккультизму, который и будет «Третьим Заветом».

Я же эту «космическую информацию» встречаю простым вопросом: а возможно ли что-то действительно новое в религиозной истории человечества после Нового Завета? Может ли в принципе возникнуть некоторое более высокое представление о Боге, чем то, которое изложено на евангельских страницах? Можем ли мы представить себе религию, дающую более возвышенное понятие о Боге, чем то, что уже многие века хранится христианами?

Предположим, что это возможно. Предположим, что на пороге третьего тысячелетия по Рождестве Христовом человечество готово к принятию «Третьего Завета». Предположим, что в разных религиях мира хранятся кусочки единой мозаики и их можно сложить воедино, чтобы получить, наконец, целостный образ Божества.

Однако очевидно, что на этом пути «синтеза» и «эволюции» должно быть сохранено все лучшее, что было обретено и закреплено в прежних религиозных поисках человечества.

ПОЛИТЕИЗМ, ПАНТЕИЗМ И МОНОТЕИЗМ

Наверно, не нужно доказывать, что во всем многообразии религиозных учений и практик человечества те традиции, которые пришли к знанию о Едином Первоначале, сделали шаг к более высокому мировоззрению, чем те народы и культуры, что остались при политеистическом (многобожническом) мировосприятии. Всюду, где