Книга Я – хранитель света! - Викки Латта

он выспался и горел желанием продолжить расследование.

– Ну что, встречаемся у ворот через полчаса? – осведомился приятель.

– А можно мне просто сдохнуть? – смалодушничала я. И с этим человеком мы недавно месили грязь на тренировочном поле?

– Эта роскошь нам пока не по карману. Поэтому живем! – скомандовал Толье.

И, сообщив, что будет ждать меня в условленном месте, отключился.

Я, прикинув, что возвращаться в комнату общежития уже особо некогда – да, в принципе, и незачем, – лишь поплотнее запахнула полы форменной куртки и неспешно пошла к воротам.

Осень, по ощущениям, становилась все глубже, а закаты были все раньше и стремительнее. Вот и этот вечер буквально обрушился на академию. Над корпусами покатились облака, загораживая начавшее сиять первыми звездами небо. Рыхлые, брюхатые затяжными моросящими дождями тучи придавали мрачности этому вечеру. Осенний ветер шумел вокруг, облетевшие листья шуршали под моими ногами, а лужи на дороге начало затягивать тонким ажуром ледка.

Мимо проходили адепты, закутанные в теплые куртки и шарфы. Они спешили, чтобы как можно скорее добраться до общежитий или, наоборот, выбраться в город, пока ворота еще не закрыты.

Так и до первого снега недалеко – поймала я себя на мысли, глядя на одного особо знобливого студента, нахохлившегося как воробей. Хотя… почему «так»? Завтра будет ровно месяц моего обучения в академии. Мор как-то упоминал, что самый сложный – это как раз он. Пока привыкаешь к расписанию, преподаватели присматриваются к тебе, а ты – к новому месту, сокурсникам, уставу академии. В это время как раз могут отсеяться по каким-то причинам «лишние» адепты, если последних набрали сверх плана.

Благо у нас в группе никого не отчислили. И я подозреваю, что в этом была немалая заслуга не самих адептов, но ректора, которая стояла за своих подопечных горой перед проверяющими из министерства.

Интересно, сейчас-то эти инспектора успокоятся?

– О чем задумалась? – спросил приятель, нагнав меня и приобняв за плечи.

– Что месяц грядущий нам готовит? – тоном гадалки протянула я.

– Так известно что: дожди, потом наледь и ушибы, потом снег и бал иже с ним, – шутливо отозвался друг.

– Какой точный прогноз, – сыронизировала я.

– А то! Метеорология вообще наука точная. Поэтому бубен надо держать в правой руке, – отшутился Толье. – А ты, кстати, с кем на б…

Догадываясь, о чем Мор спросит и куда этот разговор может завести, я перебила приятеля:

– Да я вообще-то не о том. Я учебу имела в виду. Вдруг министерство что-нибудь придумает? Проверки там, срезы знаний, которых нет… Я жду какой-нибудь пакости. Ведь у нас на потоке студентов набрали больше, чем нужно…

– А оно уже придумало, – чуть скривившись, ответил приятель: видимо, не об учебе он хотел сейчас говорить. Но с моим упрямством… точнее, с учебоустремленностью спорить было тяжело. – В первый день второго учебного месяца традиционно открывают курсы вольнослушателей. Платные. Для не особо одаренных магически, но зато весьма – финансово.

За этим разговором мы вышли за ворота и остановились у одной из колонн. Мор воровато огляделся и вынул из-за пазухи кристалл.

– Это считыватель, – не дожидаясь моего вопроса, пояснил он. Причем сделал это с таким гордым видом, как будто лично сам как минимум изобрел артефакт или спер… Безвозмездно одолжил. – Принцип у него тот же самый, что и у заклинания, которым я пользовался в комнате Лирин, но с той лишь разницей, что мы не будем переноситься во времени, а перенесем только амулет. Он запишет все, что происходило в отрезок времени.

– А чего им сразу не воспользовался тогда, в общежитии? – зашипела я, припомнив, как тащила приятеля через окно сушильной комнаты.

– Потому что он снимает узкий диапазон. Того, что не попадет в фокус кристалла, мы просто не увидим. Слишком много слепых зон, и ты могла не увидеть чего-то важного. Например, дат, которые записывала моя тетя. А тут у нас просто выхода нет. Нужно записать почти весь день. Мы на такой промежуток времени перенестись не можем. Так что остается надеяться, что Лирин все же промелькнет.

Мы поэкспериментировали с фокусом артефакта и поняли: если тетя Мора все же попадет на запись, это будет большой удачей. Угол обзора был слишком маленьким.

Мы экспериментировали долго. Я проходила через ворота раз сорок, пока Толье выбирал оптимальный ракурс. И все равно треть прохода оставалась в слепой зоне.

– А если взять их несколько? – Я кивнула на хран записи.

– Не получится. Он один такой, уникальный. Экспериментальная разработка. Обычно записывающие артефакты очень не ладят с заклинаниями временного переноса…

Я с сомнением глянула на этот экспериментально-уникальный и спросила о насущно-бытовом:

– А нам с ним, – кивок на записывающий хран, – сколько стоять?

– Думаю, при ускоренной записи за пару часов закончим… Только ты еще раз пройдись, чтобы лучше ракурс взять, а потом начнем.

Я продефилировала еще раз. И как только вышла, ворота начали закрываться. В этот момент я резко обернулась и… мне показалось, что кусты вечнозеленого можжевельника, росшие рядом с центральным входом, как-то подозрительно шелохнулись.

Не раздумывая ринулась в них, и… ничего. Но несколько сломанных веток все же не успокоили мою паранойю, а, наоборот, подстегнули.

– Ты чего? – не понял моих карательных мер по отношению к кусту приятель.

– Показалось, – ответила я, про себя решив, что ни демона не показалось.

– Слушай, чтобы больше ничего не чудилось, сходи за кофе и бутербродами навынос. Они вон в том круглосуточном кафе просто божественные. – И Толье кивнул в сторону призывной вывески, что светила огнями через дорогу. – А я пока активирую пентаграмму временного переноса.

Ее Мор мне тут же показал, раскрыв ладонь. Плетение диаметром чуть больше пятерни приятеля зависло в воздухе.

Ну да, логично. Если артефакт небольшой, то и пентаграмма ему нужна маленькая.

Я, убедившись, что Толье знает, что делает, припустила в сторону кафе. Холодало. Изо рта вырывались облачка пара. Я стала подмерзать, и вместе с ощущением зябкости проснулся и аппетит. На этот раз хорошо, что хотя бы не зверский, а совсем обычный.

Хотя, даже несмотря на вкусные бутерброды и горячий кофе, спустя полтора часа я все равно озверела вся и целиком. Потому что хотелось тепло и кровать, а были морозец и улица. А ведь меня еще ждали домашние задания, которые сами себя не сделают. Да и сон сам себя не поспит.

Лишь когда часы пробили полночь, пентаграмма вспыхнула и на уровне наших лиц в воздухе возник артефакт.

Его появление вышло эффектным: холодную тьму вдруг прорезали лучи света. Воздух рядом с нами задрожал от энергии, которую излучал записывающий хран.