Книга Мифы Ктулху - Роберт Ирвин Говард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, мы стали играть в кости, пить текилу, и я был сыт до отвала, но Джоэл выиграл все мои деньги — около пяти долларов и семидесяти пяти центов. Это меня разозлило, и я решил уехать, вот только хотел еще выпить на дорожку. Но он сказал, что бутылка пуста. Я велел принести новую бутылку. Джоэл заявил, что больше выпивки у него нет, и я разозлился пуще прежнего, начал ругаться и оскорблять его, потому что был пьян в дым. Иезавель подошла к двери хижины и уговаривала меня ехать с миром, но я сказал ей, что свободен, белокож и молод — мне двадцать один, — так что ей следует поостеречься: я считаю ее хорошенькой и не побрезгую квартеронкой[5].
Тогда Джоэл разозлился и сказал, что на самом деле у него есть еще немного текилы в хижине, но мне он ее не даст, даже если я буду умирать от жажды. Я разозлился:
— Черт побери! Ты напоил меня и вытряс мои деньги с помощью крапленых костей, а теперь оскорбляешь меня? Я видал негров, которых вешали и за меньшее.
Он сказал:
— Не имеешь права называть мои кости краплеными, после того как ел мою говядину и пил мою текилу. Ни один белый человек не может так поступить. Я-то не лыком шит, ничуть не хуже твоей породы!
Я сказал:
— Будь проклята твоя черная душа! Выходи, будем драться на кулаках. Я размотаю тебя по всей округе, старый ты пень!
Он сказал:
— Никого ты не «размотаешь», белый человек. — Затем этот сумасброд схватил нож, которым как раз резал говядину, и как побежит на меня! Ну, я выхватил револьвер и дважды ему в живот выстрелил. А когда он упал, я подошел и пальнул еще раз — прямо в голову.
Затем с криками и проклятиями на меня пошла Иезавель со старым дульнозарядным мушкетом наперевес. Она направила его на меня и нажала на спуск, но капсюль лопнул, выстрела не последовало; я закричал, чтобы она отошла, — иначе, мол, угрохаю и ее. Тогда она поперла на меня и замахнулась мушкетом, как дубиной. Я уклонился, и она ударила меня вскользь, поцарапав мне висок, а я приставил пистолет к ее груди и нажал на спуск. Выстрел отбросил ее на несколько футов назад, она покачнулась и упала на землю, прижав руку к груди; между пальцами текла кровь.
Я подошел к ней и стоял, глядя вниз, с пистолетом в руке, ругаясь и проклиная ее, а она подняла голову и сказала:
— Ты убил Джоэла и меня, но, клянусь Богом, ты не будешь жить и хвастаться этим. Я проклинаю тебя большой змеей, черным болотом и белым петухом. Уже совсем скоро ты будешь клеймить дьявольских коров в аду, ковбой. Вот увидишь: я приду к тебе в урочное время — когда ты будешь не готов.
Потом кровь хлынула у нее изо рта, она повалилась на спину, и тут я понял, что конец ей пришел. Тогда я от страха протрезвел, сел на лошадь и ускакал. Никто меня там не видел, а ребятам я на следующий день сказал, что рана у меня на голове от низко нависшей ветки дерева — мол, стеганула она меня, когда я на лошади мимо скакал. Никто так и не проведал, что это я убил Джоэла и Иезавель, и я бы тебе сам ни за что не признался — да только, опять же, смысла нет что-то утаивать, когда жить осталось всего ничего.
Проклятие Иезавель шло за мной по пятам, нечего было и пытаться уклониться. Пока мы с парнями ехали по тропе, я всю дорогу чувствовал, что меня что-то преследует. Не успели мы добраться до Ред-Ривер, как однажды утром я нашел гремучую змею в своем сапоге, и потом уж все время спал в обуви. Когда мы переправлялись через реку, ее уровень немного поднялся; я ехал верхом, а стадо безо всякой причины начало кружить, и я попал в водоворот. Моя лошадь утонула, и я бы тоже утонул, если б Стив Кирби не швырнул мне веревку и не вытащил из-под этих сумасшедших коров. Потом один из рабочих как-то ночью чистил ружье, и оно выстрелило прямо у него в руках и пробило дыру в моей шляпе. К тому времени все парни уже шутили надо мной и говорили, что я притягиваю беду.
Но все же мы в конце концов перешли канадскую границу одной ясной тихой ночью. Я надеялся, что все неприятности позади, но тут кто-то из парней осадил мустанга и сказал, что из рощицы неподалеку доносятся какие-то странные звуки, будто воет кто-то, и вроде как виден в той стороне мерцающий голубоватый свет, как от молнии. Может, ему это просто почудилось, но внезапно молодых быков охватила такая ярость, что они едва не подняли меня на рога. Их тупые морды замелькали со всех сторон; пришлось пришпорить коня и побить все рекорды скорости южного Техаса. Не будь коня, я бы неминуемо пропал — растоптали бы меня в порошок, и делу конец.
Мне удалось оторваться от их погони, и еще долго я кружил вдалеке, пока парни собирали быков назад в стадо. Вот тогда-то и погиб Джо Ричардс. Быки снова взбеленились безо всякой видимой причины и понеслись прямо на меня. Мой конь дико захрапел и попятился, а затем рухнул на землю вместе со мной. Едва я вскочил на ноги, как перед самым носом увидел огромные рога. Поблизости не случилось даже дерева, на которое можно было бы залезть, так что я попытался выхватить револьвер. Ствол, на беду, застрял в кобуре, так что, пока я возился, Джо накинул на быка лассо — и тут под ним тоже повалилась лошадь. Джо пробовал выпрыгнуть из седла, да ногой увяз в стремени — тут-то бык к нему подскочил и сделал свое черное дело. Кошмарное зрелище вышло, чего и говорить…
Я всадил в непослушную скотину пол-обоймы, но бедолаге Ричардсу это не помогло — в груди у него зияло две чуть ли не сквозные дырки от рогов. Мы завернули его в пончо и упокоили под деревом, на котором Джон Элстон своим мачете вырезал его имя и дату смерти.
После этого случая парни уже не шутили про мою способность притягивать неудачи. Они почти не разговаривали со мной, и я держался в стороне — хотя, видит Господь, в случившемся не было моей вины.
Ну, мы
