Книга Ночной сторож - Арнольд Львович Каштанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какие же условия? В цехе все есть…
Цфасман беззвучно смеялся, а Шубин хмыкнул. Цфасман считает, что новый начальник цеха скрывает свои резервы, чтобы не отдать их первому, кто попросит. Цфасман восхищается его лукавством и собственной проницательностью.
Это то что ему нужно. В цехе не должны пока знать, что он пришел, как выражается Цфасман, с пустыми руками. Они должны надеяться. Хмыкая и улыбаясь, Шубин поддерживал игру Цфасмана.
— Новикова куда теперь? — спросил тот о старом своем начальнике. Видимо, боялся, что перестановки пойдут теперь по лесенке до самого низа.
— Никого не потеряем, Борис Аронович, — сказал Шубин.
Начала собираться первая смена. На формовке загрохотала выбивная решетка. Что-то там не ладилось, толпились люди, Шубин различил среди них черную курточку начальника формовки. Он пошел к себе в кабинет. В коридоре Рокеев потрясал кусочком гнутой проволочки перед высоким парнем в вязаной, со шнуровкой вместо пуговиц рубашке, заправленной в джинсы. Белые, будто бы крашеные волосы парня опускались почти до плеч. Это был начальник стержневого Миша Ченцов.
— …любая баба на стержневом это знает, а ты не знаешь? — говорил Рокеев. — Так какого, спрашивается, хрена ты мне тут…
В маленькой приемной раздевалась секретарша, крупная ширококостная девушка. Снимала голубое стеганое пальто. Покраснела от смущения, спросила:
— Оперативка сегодня будет?
— Как всегда, — сказал он.
Новиков сидел сбоку своего стола, читал газету, сложенную до размеров кармана. Выглядел он плохо. Поздоровался, сказал:
— Не знаю, как сдавать дела. Не приходилось еще.
— Успеем, — сказал Шубин.
— Приказ по заводу уже есть?
— Наверно. — Шубин сел рядом, кресло начальника осталось пустым.
— И куда меня сунут?
— Мне кажется, пока об этом не нужно беспокоиться.
— А я именно об этом беспокоюсь
Шубин не стал спорить. Новикову, конечно, хуже всех сейчас. Хотя как знать. Его не жалко. Он-то себя всегда считает правым. Это уж на всю жизнь.
В том, что дело в Новикове, а не в новой машине и десятке других причин, Шубин был уверен. Рокеев пришел все с той же гнутой проволочкой, которой он размахивал на лестнице перед Мишей Ченцовым и которую он показал Новикову и Шубину, продолжая возмущаться.
— Ну, Федя, — говорил он Новикову, — народ у тебя разбалован дальше некуда! Не-ет, иждивенческие настроения надо выбивать!
Значит, от реорганизаторских идеи пока отказался.
— Давай, — сказал Новиков, — выбивай. У меня в столе…
Вошел Миша Ченцов, положил на стол бумагу:
— Заявления уже вам подавать, Борис Иванович?
Шубин полез в карман за очками. Ченцов ждал в картинной позе, поправляя двумя руками затейливую латунную пряжку с орлами на шикарном широком ремне.
— Увольняешься, что ли? — Шубин не нашел очки. — Почему?
— Много причин, — неопределенно сказал Ченцов.
— Валентин Сергеевич, — Шубин протянул бумагу Рокееву, — мне кажется, жаль отпускать молодого специалиста.
Ченцов и Рокеев не смотрели друг на друга.
— Мне кажется, если человек не хочет работать, — сказал Рокеев, — силком его не заставишь.
— Миша, оставь заявление, — сказал Шубин. — Успеем поговорить.
— Я прошу вас подписать его.
— В любом случае у меня есть право держать тебя две недели.
Новиков улыбался. Дождался, пока Ченцов вышел, сказал Рокееву:
— Вижу, начал выбивать иждивенческие настроения? У меня в столе двенадцать заявлений лежит только от мастеров. А рабочие каждый день по нескольку приносят. Вон рядом в литейном один и в стальцехе на сорок процентов прогрессивки вышибают.
Уж не собирался ли он все время сидеть под боком и каркать?
— Федя, — попросил Шубин. — Просьба одна. Помоги Цфасману с шихтовыми материалами, у него бункера пустые. — Он заметил, что Новиков потянулся к телефону, и удержал: — По телефону снабженцы отговорятся, пойди к ним на оперативку, как личного одолжения попроси. В случае чего оттуда позвони мне. Я хочу знать о каждом полученном на завод килограмме шихты.
Выходя, Новиков прихватил с собой газету.
— Он чего-нибудь добьется? — спросил Рокеев.
— Хоть глаза не будет нам мозолить.
— В цехе считают, что теперь нас обеспечат людьми.
— Да, я знаю. Пусть считают…
Шубин уже устал. Оттого, что прошелся по цеху. Если бы Ченцов был настойчивее, он подписал бы ему заявление. И страшно было, что сейчас придут на оперативку больше десятка человек. Они начали собираться. Входили группами, по двое, по одному. Рассаживались на свои привычные места. Он пересел в кресло. В белом халате пришла заведующая здравпунктом. Искала Новикова. Она еще ничего не знала, кто-то тихо объяснил ей. Не удивившись, она подошла к Шубину: в цехе тысяча двести человек должны пройти флюорографию грудной клетки, а прошли не больше пятидесяти. Он попросил подождать, пока все соберутся. Объявила о флюорографии, ушла, и началась оперативка.
Он уже знал «факты». К семнадцатому сентября цех отстал от плана на трое суток, и вчерашнее задание сорвали все участки. Начальники отчитывались по очереди. Все было, как вчера, только без вчерашнего волнения, скучнее, равнодушнее. Изредка переругивались, когда начинали обвинять друг друга. Шубин старался сосредоточиться, записывал на листке бумаги: один просил сменить электромотор на кранбалке, другой просил деревянные помосты для операторов, запись помогала не отвлекаться мыслями, слушать. Поскольку Шубин молчал, заговорил Рокеев:
— Почему не выполнили сменное задание?
— Земля шла бракованная.
— Сколько времени шла бракованная земля? Полчаса? За полчаса ты отстал бы на девяносто форм, а ты отстал на сто пятьдесят! Где шестьдесят форм? Я с тебя не спрашиваю сто пятьдесят, я спрашиваю твои шестьдесят! Где они?!
Начальник формовки, объясняя, повышал голос, и Рокеев начинал кричать, Шубин видел, что криком здесь никого не удивишь и не испугаешь, попытался остановить Рокеева и махнул безнадежно рукой. Потом отчитывался Цфасман и опять начался тот же крик, и тогда Шубин как мог громче сказал:
— Товарищи, потише.
Это были первые его слова. Рокеев замолчал. Отчеты потекли совсем вяло, и когда поднялась отчитываться по земледелке Сухоцкая, Шубин остановил ее:
— По заданию не надо. Есть у тебя что сказать?
— Формовка ленту засыпает землей.
Он записал.
Он собирался прочитать им записи: кто должен менять электромотор, кто должен делать деревянные помосты и кто — очищать ленту, но записей собралось так много, что он испугался. Испугался новых споров, потому что знал,