Книга Разноцветные дни - Николай Николаевич Красильников

Оказалось — учитель географии Аблыкской школы. Кадыр Турсунович.

Приглашаю гостя к нашему бивуаку.

— Рахмат, спасибо, — говорит он. — Ваш сын оказал неоценимую услугу. Телевизор отремонтировал. Когда бы мастер приехал из района! А теперь детишкам не скучно, смотрят мультики. Спасибо! Узнал, что путешествуете по реке. Вот решил пригласить к себе в гости, переночевать. Как говорится, милости просим, не откажите!

Ай да Алексей! Принес в пакете лепешки и пачку соли. Честным трудом заработанные.

Отказать учителю было трудно. Мы опять сложили вещи в пирамиду, накрыли палаткой и, памятуя о четвероногих разбойниках, обложили ее огромными булыжниками. Никакой здешний зверь не сдвинет!

Взяли с собой только фотоаппарат. На всякий случай, несмотря на позднее время. И, как оказалось, очень хорошо сделали. Почему? Расскажу попозже.

Кадыр Турсунович жил на самой окраине кишлака. Абрикосовый сад и огород его с помидорными грядками в несколько соток упирались прямо в тростниковые заросли.

Мы расположились во дворе на деревянном айване с резными перильцами — видно, делал усто! — под широким шатром старой урючины, с ветки которой на шнуре свешивалась яркая лампочка. Всевозможные жуки, бабочки и медведки с налету стукались о горячее стекло и падали на землю под корневища.

Дастархан был заранее накрыт заботливыми руками хозяйки. На цветастом подносе горками красовались янтарная курага, белый и черный кишмиш — из своего сада, как отметил хозяин, миндаль, фисташки, орехи — грецкие и арахис: дары Кураминских гор!

Разломили хрустящие лепешки, разлили по пиалам душистый кок-чай. И тут неподалеку от айвана возле водопроводной колонки я увидел пса. Черно-белой масти. Огромного, лохматого. Казахская овчарка. Такие обычно стерегут овечьи стада. Вопреки грозной внешности пес жалобно поскуливал.

Заметив мой удивленный взгляд, хозяин пояснил:

— Вот ведь как получилось. Тут у одного чудака пропала курица. Является ко мне и заявляет: «Это ваша собака утащила мою курицу!» «А вы-то сами видели?» — спрашиваю. «Нет, — отвечает. — Просто больше некому». «Как теперь быть?» «Надо ее проучить». «Но как?…» И тогда я посоветовал словами Ходжи Насреддина: «Очень просто! Если вас укусила собака, поймайте ее и укусите». Не понял он шутки. Разозлился. Затаил обиду. И что надумал: недавно капкан поставил. Поранил лапу моему Алопару. Встречаются же бессердечные люди!

Кадыр Турсунович — уроженец этих мест. Преподает, увлекается краеведением. Часто со школьниками ходит в туристические маршруты. Ему хорошо известна в округе каждая тропка. И река отлично известна. И горы. Ведет с ребятами наблюдения. За животным и растительным миром.

Кадыр Турсунович зашел в дом и вынес свою «кладовую памяти» — объемистый гроссбух. Перелистал несколько страниц…

— С 1955 года, еще студентом, начал записывать… Время все меняет прямо на глазах. Если раньше не было дороги в райцентр, то теперь асфальтированная полоса. Огромный клуб в триста мест на центральной усадьбе. Лекторы бывают. Недавно театр из Ташкента приезжал. Посмотреть спектакль люди со всех окрестных кишлаков пришли. Мест не хватило. Почти в каждом доме телевизор, радио, магнитофон. В каждом третьем дворе если не «Жигули», то мотоцикл с коляской. Колхозник стал жить хорошо — и духовно, и материально. Это, — он потряс гроссбухом, — можно сказать плюс. А вот и минусы… — И продолжил:

— Если в нашем кишлаке лет двадцать назад гнездилось шесть семей аистов, то теперь ни одной четы. Куда подевались птицы?

Мальчишкой помню: сюда к реке с гор спускались косули. Элик их называют у нас. Куда исчезли эти красивые, будто из восточной поэзии, животные? Во всех Кураминах редко и нынче сыщете косулю. Весной со школьниками ходили на экскурсии в горы. Если раньше на рассвете можно было услышать между скал звонкую перекличку уларов — это предки домашних индеек, — то горы нас в то утро встретили молчанием. Ни уларов, ни кекликов. Настороженное затишье. Хорошо хоть синяя галка пролетела, огласив ущелье леденящим криком…

И кабанов почти не стало. До недавнего времени они запросто спускались с гор и копытили близлежащие поля. Урон хозяйству на таньгу, как говаривали в старину, а шуму на тысячу. Не просто отвадили животных, — истребили. Завтра я вам покажу… любопытный пример.

Мы еще долго беседовали под высокими августовскими звездами, мерцавшими сквозь листву.

Кадыр Турсунович ушел в дом, а мы остались ночевать на теплых одеялах на айване.

Перед тем, как погасить лампочку, Алексей спрыгнул вниз посмотреть, куда падают бесчисленные жуки и бабочки. Надо же, какой любопытный! Но он не обнаружил ни одного насекомого. Зато вскоре схватил меня за руку:

— Па, смотри!

На корневище урючины сидела ящерица — геккон. Песочного цвета, с вертким хвостом. Не сразу и заметишь! Упадет бабочка, а геккон тут как тут.

Ловко устроилась охотница! И искать добычу не надо.

Как тут не вспомнить известных словацких натуралистов Йосефа Вагнера и Надю Шнейдерову, отметивших:

«Судьба любого животного — есть самому и быть съеденным другими. Таким образом вся огромная пищевая цепь — вода, почва, солнечные излучения, трава, травоядные, плотоядные, звери и птицы, питающиеся падалью, и снова почва — непрерывно возобновляется. Однако, несмотря ни на что, абсолютно все животные на любом изгибе этой цепи делают все возможное, чтобы выжить».

Утро началось необычно. Прямо над головой, на ветке урючины — видимо, и спал тут же рядом с нами, — шумно захлопал крыльями петух. Гулко застучал шпорами, вытянул в сторону восхода свою радужную шею и закукарекал. Да так громко и азартно, что я даже заткнул уши. Однако настроение уже задано было бодрое.

Умывшись и позавтракав, мы вместе с хозяином пошли смотреть его курятник. «Сейчас я вам покажу такое, что и не в каждом зоопарке можно увидеть», — заинтриговал Кадыр Турсунович.

Курятник, если так можно назвать два насеста и тазик с водой на земле, находился в конце двора и был окружен полукольцом тростника.

— Не шуметь, — предупредил учитель. — Никаких резких движений.

Он достал из мешочка, прихваченного из дома, горсть пшеницы и стал разбрасывать вокруг себя:

— Цыпа-цыпа-цыпа!

На пшеницу стали слетаться куры — рябые, красные, белые… А через минуту-другую из тростников начали выходить… фазаны! Один, другой третий… Самочки, те попроще цветом — песочно-землистые, зато фазаны, отцы семейства, — прямо осколки радуги.

Семь диких птиц я насчитал. Инкубатор у них там, что ли!

Вот тут-то Алексей и принялся щелкать фотоаппаратом, несмотря на предупреждение. Птицы сначала несколько насторожились, но скоро перестали обращать внимание и на нас, и на объектив.

— Как вам удалось приручить фазанов? — спросил я Кадыра Турсуновича за чаепитием на айване. — Птица чуткая, сторожкая обитательница глухих мест…

— Случайно, — просто ответил учитель. — Года три назад зима выдалась лютой для наших мест. Дикая птица сама от бескормицы потянулась к человеку. Раз заметил возле кур фазанов,