Книга Багровая полночь. Слухач. Начало истории - Илья Андреевич Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ястреб, это Беркут. У нас объявился маньяк…
Голос из рации прозвучал настолько неожиданно, что вывел меня из размеренного течения мыслей. Потом там раздалось долгое шипение, треск и другой голос достаточно четко ответил:
— Беркут, это Ястреб. Что у вас?
«Беркут», «Ястреб»… похоже связистами сейчас сделали ЧОПы, ну чтобы совсем не распались из-за ненадобности.
— У нас дюжина трупов. Вводится план — перехват.
— Где это на сей раз произошло?
— Улица Попова. Бывшая квартира подозреваемого. Полиция, нацгвардия, даже СОБР есть!
— Да ладно!
«Ага, вот и раскрылись мои злодеяния. Интересно, пожизненное дадут, если поймают или чтобы уж наверняка на месте расстреляют — мол попытка к бегству, стреляли сначала в воздух, а уж потом на поражение…»
— Еще двое калеченных на улице. Переломы ноги и руки. Скорая уже на месте. Ждем полицию.
— Понял вас. Сообщу выше. Конец связи.
«Нет, конечно прельщает, что из-за меня сейчас поднимутся все спецслужбы города, но стоило ли выдавать себя до поры до времени или лучше было действовать в тихую? Тем не менее, что сделано, то сделано. Эх, братишка мой, находился бы ты сейчас со мной, мне в двойне легче пришлось бы».
Укрывшись за мусорным контейнером, что стоял у стены дома, я пропустил патруль с катящимся рядом андроидом и продолжил путь только тогда, когда они полностью скрылись из вида.
«Фил Кейтс. Интересно, что это за личность? Что-то знакомое, вот только что? Вертится на уму какая-то догадка. У него три завода, которые выпускают программное обеспечение для современных компьютеров, а под шумок и некие вакцины с микрочипом в их составе. Вот сидел бы у себя дома, за бугром и колол бы творение рук своих кого угодно, любому из ближайшего окружения. Что он до нас доколупывается? Эх, братик-братик, правильно ли мы поступили, выполнив последнее совместное задание, работая на ФСБ? Стоило ли уничтожать совет директоров мирового правительства, если остались еще гниды, которые хотят прибрать планету к своим рукам? Жаль, что ты где-то бегаешь со своей девчонкой. Как ее там? Алина? Так, старлей, отставить депрессию и пессимизм. У самого голова на плечах! Сумел заварить всю эту кашу, сумеешь и расхлебать. Другого не дано. Ради своих дочерей! Вероника, Кира, как вы там, мои солнышки?»
Внутренний разговор подействовал положительно. Уверенность и решимость говорили об удачном исходе дела. Вдохнув как можно глубже, через маску, воздух, я ускорил движение, выходя спустя некоторое время к микрорайону Южный, от которого было рукой подать до Тихвинского кладбища.
Последнее пристанище мертвых встретило меня, как и положено, гробовой тишиной. Один лишь ветер тихо-тихо качал кроны немногочисленных деревьев, да одинокая птица изредка нарушала покой своими криками.
Могилу Маришки я искал долго. Пришлось дважды обойти кладбище. Вначале я обнаружил мать дядя Саши. Ее ухоженная, огороженная могила располагалась почти в самом центре. На меня смотрела с каменного изваяния круглолицая улыбающаяся женщина, как две капли воды похожая на постаревшего Александра. Поклонившись ей за столь хорошего сына, мне пришлось продолжить поиски дальше.
Простой железный крест с овальной фотографией нашелся не сразу. Могила находилась в самом дальнем углу, почти у самого обрыва. Никаких ограждений не было. Ухоженность тоже отсутствовала. На заросшей травой насыпью стоял поржавевший от дождей простенький венок и потемневшие от времени искусственные цветы.
Около получаса заняла уборка местности. Хорошо, что еще кто-то догадался поставить небольшую скамеечку на двух человек. Закончив приготовления, я протер запылившийся посмертный портрет любимой женушки и, перекрестившись, сел.
Ветер теребил волосы и даже в маске настолько дышалось легко и непринужденно, что я напрочь забыл о ее существовании.
— Ну здравствуй, дорогая красавица!
Глаза моментально увлажнились, а сердце заныло скорбью. Никогда не любил такие вот задушевные разговоры. Всегда казалось, что сам Бог обращает на меня свой справедливый взор, от которого никуда нельзя было спрятаться.
Слова давались тяжело. Горло моментально пересохло. Язык не ворочался, прилипая к небу.
— Прости меня пожалуйста, что не сумел уберечь детей от недремлющего ока «Системы»! Прости, что не оказался рядом, когда тебя так нужна была моя помощь! Во всем виноват только я один. Мне нет оправдания и прощения.
«Верной жене от друзей», «Любящей матери, от родственников». Последняя развивающаяся на ветру ленточка с надписью однозначно принадлежала дяде Саши и его семье. Он всегда был и есть нашим единственным не кровным родственником. Что бы мы не просили, что бы ни спрашивали, он всегда находил возможности ответить нам и решить любую задачу. Он давно перестал быть простым другом, перейдя в намного близкие семейные отношения.
А вот первая ленточка вероятнее всего принадлежала Илье и Полине. Кроме них, другие друзья у нас отсутствовали, да и не хотелось заводить кого еще. Мы жили своим семейным миром никого не трогая и не вмешиваясь ни к кому с указаниями и поучениями.
Ветер принес новую порцию воздуха, отчего я глубоко вздохнул и закрыл глаза.
— Даю тебе обещание вернуть детей во что бы то ни стало. Я уверен в своих силах и знаю, что справлюсь. А ты… помолись там за меня Боженьке и… прости еще раз за все, что произошло. Бес попутал в тот вечер выпить лишнего — вот и результат. Поплатился за собственную ошибку! Прости, ради всего святого на свете!
— Она-то тебя простит, а ты сам простишь себя?
Голос исходил из-за спины и принадлежал женщине. Медленно обернувшись, я увидел стоящую неподалеку бабулю, лет восьмидесяти. Она добродушно смотрела на меня, а ее голова слегка подрагивала.
— Так что, сам-то сможешь жить с таким грузом?
Как она здесь оказалась было неясно. С одной стороны вся местность просматривалась и подойти незамеченным становилось не реально. С другой стороны я мог и отвлечься от происходящего кругом. Поэтому не удивительно, что бабуля смогла подойти так близко.
На женщине был платочек, старенький плащ и резиновые сапоги. Опиралась она о простенькую деревянную клюку. Взгляд ее добродушных глаз успокаивал внутренний трепет, горечь утраты и разгорающуюся злость на окружающий мир… всю эту чертову «Систему», способную поглотить любую семью, прогнать через свою мясорубку и выплюнуть остатки, как и случилось в моей ситуации.
— Так что молчишь или оглох? Молод чтобы слух терять. Он, ох как еще пригодится.
Она села на край скамеечки и посмотрела на фотографию Марины.
— Красивая.
— Правы вы, Бабушка, придется жить с таким грузом!
— Ох и мучаются с такими непонятливыми бедные жены. Зачем