Книга Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин

то есть ввозимых в страну фруктов, мяса, птицы[265]. Он был очень нужен в готовом виде, поскольку, например, в 1985 году за рубежом пришлось закупить 10 млн тонн зерна[266], однако реально его достроили только к концу десятилетия.

Однако на этом печальном фоне были определенные «точки роста». Помимо упоминавшихся крупных предприятий южных регионов, это были специализированные агропромышленные комплексы (именно они, по всей видимости, обеспечивали хорошую статистику по Московской и Ленинградской областям), колхозы и совхозы, добившиеся права производить специализированную продукцию, соответствующую природно-климатическим условиям и реальному спросу, или выступавшие центрами «межколхозной кооперации», а также подсобные хозяйства крупных предприятий.

Например, последний министр сельского хозяйства СССР Федор Сенько был живым примером того, как самый худший в Гродненской области колхоз сделать за десять лет самым лучшим. Правда, он напирал в мемуарах на строительство объектов культурно-бытового обслуживания и только мельком перечислил свои заслуги по производственной части.

Во-первых, колхоз с самого начала стал специализированным — занялся исключительно откормом крупного рогатого скота и выращивал на полях только корм для своих питомцев. Во-вторых, при колхозе, который располагался всего в 15 километрах от областного центра и в четырех — от трассы Гродно — Минск, были открыты подсобные производства: тротуарной и бордюрной плитки, лесоперерабатывающий цех, работавший не только на нужды колхоза, но и продававший свою продукцию частным лицам, цех по производству соков и цех по производству качественного плодово-ягодного вина. Неудивительно, что при таком серьезном бизнесе колхоз стал первым с миллионным оборотом в области. В-третьих, когда колхоз стал выходить в лидеры, его включили в специальную республиканскую программу по поддержке 12 лучших колхозов республики и сделали образцовым, разрешив строительство «агрогородка»[267].

Но подобных успешных предприятий всех типов не хватало, чтобы обеспечить население даже минимально необходимым набором продуктов питания. В целом, по мнению председателя Госкомцен Николая Глушкова, высказанному в 1985 году, сельскохозяйственным предприятиям было невыгодно производить мясо из-за низких закупочных цен и больших расходов на зерно. Само по себе производство зерна было высокодоходным. Однако в отдельных регионах (прежде всего в Прибалтике, Белоруссии, Белгородской области) и производство мяса было рентабельным при условии закупки зерна на юге страны, где оно было дешевле, либо самостоятельной заготовки кормов, если позволяли природные условия[268]. Вместе с тем в целом по стране интенсивный рост поголовья скота и птицы съедал весь прирост производства зерна. В итоге даже передовые аграрные предприятия сильно зависели от поставок зарубежной сельскохозяйственной продукции и прежде всего зерна и сои, необходимых для откорма.

В октябре 1979 года своеобразным признанием того, что битва за мясо проиграна, стало введение постановлением ЦК и Совмина СССР единого «рыбного дня» в четверг. В этот день все предприятия общественного питания должны были готовить исключительно рыбу. Это позволяло государству отказаться от 20 % де-факто гарантированных ранее поставок мяса и мясных продуктов работающей части населения через систему столовых на предприятиях и учреждениях, которым традиционно отдавался приоритет перед другими формами обеспечения населения питанием[269].

При этом у партийных и государственных органов СССР был длинный список возможностей для изменения ситуации. Повышение цен на продукты, продаваемые населению, прежде всего на хлеб, масло и мясо, изменение системы приоритетов и отчетности в аграрной сфере, нормализация государственной закупочной политики, увеличение инвестиций в сферу переработки и хранения сельскохозяйственной продукции, различные варианты изменения структуры управления сельским хозяйством, усиление дисциплины и ответственности, борьба с воровством как на селе, так и в сфере переработки и транспортировки продукции, либерализация торговли продукцией, произведенной частным образом, увеличение земельных наделов (то есть «огородов») у крестьян и отмена многочисленных запретов и ограничений (например, на содержание рабочего скота, количество откармливаемого и молочного поголовья, продажу комбикормов в частные руки), раздача земельных участков горожанам — это неполный список вариантов, обсуждавшихся среди советских специалистов, аграрных лоббистов и политиков как в открытом, так и в закрытом режиме.

Так, например, еще 26 июня 1972 года в Госплане проходило специальное и весьма представительное по составу участников совещание по вопросу торговли на рынках и частнопредпринимательской деятельности в сельском хозяйстве[270]. Однако у таких решений было много влиятельных противников. Тот же член Политбюро и министр сельского хозяйства СССР Дмитрий Полянский был решительным противником развития садовых товариществ, считая это «отходом от социалистических принципов и шагом к реставрации частной собственности»[271].

КРИМИНАЛИЗАЦИЯ ЭКОНОМИКИ В 1970-Е ГОДЫ

Треть картины вырезали, посчитав ее слишком остросоциальной, сатирической. Например, был момент, когда отец главного героя, парализованный, сидящий в инвалидной коляске, но при этом восторженный идеалист, цитирует Чернышевского: «Берите из будущего и переносите в настоящее все, что можете перенести!» А камера показывает, как героиня Догилевой выкладывает на стол деликатесы из авоськи.

(Режиссер Владимир Бортко о монтаже фильма «Блондинка за углом» в 1982 году[272])

Традиционной проблемой советской экономики была «бесхозяйственность». Под этим термином понималась ситуация, при которой директора предприятий, учреждений, совхозов и председатели колхозов смотрели сквозь пальцы на противоречащее регламентам поведение сотрудников, перемещение, порчу и исчезновение части производимой продукции. За этим зачастую скрывались различные виды криминальной активности, связанные с таким явлением, как теневая экономика. Ее масштабы в настоящее время оценить невозможно. Известный советский экономист Станислав Меньшиков брался оценивать ее в начале 1970-х годов в 5–7 % промышленного производства. Он делал этот вывод на основе анализа общего потребления населения и сравнения его с совокупным доходом, рассчитанным на основе официальных данных[273].

Однако если смотреть конкретно на сферу повседневного потребления населения, то есть на рынок продовольственных и потребительских товаров, степень вовлеченности этого сегмента экономики в криминальную сферу кажется существенно более высокой. Об этом имеются многочисленные свидетельства, описывающие разнообразные формы использования тех или иных групп государственных товаров в теневой экономике — от прямых хищений на всех стадиях производства, переработки, транспортировки, продажи, включая теневое производство из похищенного сырья и некондиционной его части, и заканчивая торговлей с наценкой «из-под прилавка» и различными формами обмана покупателей и клиентов при продажах «с прилавка».

Мелкое и среднее воровство

Самым распространенным и банальным способом криминализации экономики было мелкое воровство. «Неси с работы каждый гвоздь, ты тут хозяин, а не гость» — так иронически обыгрывалось пропагандистское клише, что рабочий — хозяин своего предприятия. Люди, систематически занимавшиеся мелким воровством, именовались «несуны», то есть те, кто что-то уносит домой со своего рабочего места. Однако если в основной части советской экономики такое воровство было занятием нерегулярным, поскольку продукцию оборонных, машиностроительных,