Книга Ксерокопия Египта - Денис Лукьянов

— К чему такая спешка? — девушка выпустила змеиный язычок, еле-еле зашипела и принялась натирать волосы.

— К тому, что Хотеп и Хой справились очень быстро.

— Оооо, — протянула Эфа, скрытая шторкой из воды. — Они что, привели гостей? Это на них не похоже.

— Гостя. Одного. И не самого молодого, как Архимедон и говорил.

— Это жаль, — жрица вышла из-под струй воды, не стесняясь абсолютно ничего. Всем бы такую раскованность. — Но Архимедон вроде говорил, что их двое…

— И оба — не особо молодые, — между делом напомнил Икор, мышцы которого стали еще больше.

— Я поняла еще тогда, — девушка, не вытираясь, вновь оделась. — Но все-таки, их было двое?

— Хотеп и Хой клянутся, что видели только одного. И, кстати, — мужчина пристроился справа от Эфы, которая как по подиуму зашагала вперед, — они не могут с ним говорить. Ну, они его понимают, а он их — нет.

— Вот чудно. Ну, думаю, Архимедон разберется. Если поторопимся, увидим все своими глазами.

Они на мгновение замолчали.

— Как же я скучала по этому, — обронила вдруг Эфа.

— По чему? По работе?

— Нет, конечно. Трудоголики только вы с Архимедоном, он так — вообще что-то с чем-то, — девушка рассмеялась. — Нет, Икор. По жизни. Я скучала по жизни.

Песчинки кружились вокруг Архимедона, а он стоял около треугольного алтаря, и взгляд его был словно устремлен в пустоту — ну, так обычно говорят. На самом деле, взгляд его, несущийся из-под бинтов, прорывал рамки реальности и уносился за ее пределы, заставляя глаза пустеть.

Ведь теперь он начинал видеть сознанием.

Это было все то же некое подобие транса, в которое представители многих культур входили после недельных голодовок, глотания жутких отваров и приступов рвоты. Но таким способом они лишь открывали маленько замочную скважину, через которую подглядывали туда — в обитель богов, духов, и иногда, лишь иногда, во все возможные варианты развития событий, в этот склад, на котором бесхозно валялись оттиски реальностей.

Архимедон же смотрел так далеко, чтобы увидеть сотни могильных камней, раскиданных по божественным измерениям…

— Господин верховный жрец, — это слово словно бы раскалили в кузне злобы и заклеймили им реальность. — Мы встретили гостя, как вы и просили.

Архимедон вернулся в реальность слишком резко, но остался недвижим.

— Гостя? Одного?

— Да, о верховный жрец, — отозвался Хой. — Второго мы не видели…

— Но… Ладно, не важно, — Архимедон наконец-то увидел Психовского, который был очарован происходящим, как ребенок на фабрике мороженного.

— Только у нас одна проблема… — Хотеп откашлялся.

— М?

— Мы понимаем его язык, а он наш — нет, — закончил Хой.

— Но когда мы говорим, — тонкий проглотил подступивший у горлу комок, — проклятье, он понимает это слово.

— И я снова разобрал лишь одно слово, — отозвался профессор, взгляд которого упал на Архимедона. — А это что… точнее, прошу прощения, кто?

Хотеп и Хой посмотрели на Грециона. Потом на, как они сказали, верховного жреца. И пожали плечами.

— Ничего, я понимаю, что вам не очень привычно видеть ходячую мумию, из которой сыпется песок. Буквально, — обратился Архимедон к Психовскому.

— О, надо же, я вас понимаю! И даже никаких проклятий…

— Кто-то очень зря считает это проклятием, — верховный жрец косо глянул на толстого и тонкого. — Проклятия — вещи очень… многогранные. Другие считают проклятием то, что на самом деле — дар.

— Мой дар — мое проклятье? — эту фразу Грецион выудил откуда-то из пруда памяти.

— Скорее, нет, — Архимедон махнул рукой в сторону Хотепа с Хоем и те, все еще недоумевающие, отклонились, попятились назад и покинули зал. — Это больше похоже на оплату труда, которую другие считают… неправильной. Наверное, так.

Психовский нерасторопно подошел к треугольной плите.

— Я так и не понял, — Грецион осознал, что чувствует себя очень даже комфортно, хотя разговаривает с древней мумией, из которой сыпется песок, — почему я не понимал двух тех жрецов?

— Ну, как бы вам сказать, — верховный жрец задумался. — Для начала, я понимаю просто слова, и не важно на каком языке они сказаны. Потому что язык — это просто придуманная оболочка, но любое слово, как бы вам объяснить…

— Оставляет след в реальности? — подсказал профессор, снимая желтую кепку и кладя на треугольную плиту.

— Да, похоже, вы в курсе.

— Нет, просто читал что-то похожее.

— Иначе говоря, это как хвост кометы. А поскольку Хотеп и Хой… как бы сказать, немного другие жрецы — мои подмастерья, — то они… в общем, могут отпечатать только одно слово. Которое вы слышали. Так, чтобы его поняли на любом языке.

— Странно. Но интересно.

Повисла неловкая тишина, перебиваемая легким шуршанием песчинок, нагло трущимися друг о друга.

— А можно вопрос? — сказал вдруг Грецион. Любой здравомыслящий человек уже давно бы сбежал из чертовой гробницы и не говорил бы с непонятной мумией, но Психовский видел в этом возможность узнать много нового и интересного. В конце концов, кто сказал, что мумии — обязательно злые? Тем более, эта мумия была уж какой-то слишком необычной. Полной песка…

Архимедон кивнул.

— Ну, на самом деле два вопроса… Для начала, почему те жрецы… другие, как вы сказали. И что это вообще за место?

Профессор решил не ломать голову над разгадкой лишних тайн, когда можно было получить четкий и правильный ответ, напрочь убивающий весь элемент загадки.

— Мы служим божеству, а Хотеп и Хой просто помогают нам и не хотят признавать правду, которую сами прекрасно знают.

— Ага, ага, ага, — Психовский резко закивал головой. — И что же это за божество? У меня есть мысль, что Ра. Или, скорее Анубис. Может, Осирис?

Профессору показалось, что Архимедон слегка усмехнулся, а потом на некоторое время раскинул коварные сети молчания.

— Значит, за столько лет, вы так и не поняли, для чего нужны были пирамиды? И ничего не прочитали?

— Ну, у нас есть несколько версий, — профессор почувствовал, как твердо стоит на своей родной почве, — например, генераторы электричества. Или части огромного оружия космического поражения. Энергетические центры земли, ну и, конечно, гробницы Фараонов…

— Фараонов… Да, тут вы почти правы. Но это не совсем гробницы, господин… — Архимедон замялся.

— Грецион Психовский.

— Нет, это вовсе не гробницы, — жрец обошел треугольную плиту и посмотрел на звездное небо, которое еле-еле виднелось через щелку в потолке. — Это надгробья наших богов.