Книга Между Мраком и Светом - Юрий Соколов

— Как я смогу отдыхать, зная, что тебя пытают?!

— А ты себя переломи. Мне ты все равно не поможешь. Они не в курсе, какой у тебя уровень, но мы-то понимаем, что ты с ними не справишься.

— Извини, но я не уйду. Если не могу помочь, хотя бы буду рядом.

— Как хочешь. Но запомни: к костру ты приблизишься лишь в том случае, если увидишь, что я каким-то чудом освободился и всех побеждаю, или что бойцы Свэна и он сам внезапно сдохли как один от божьего гнева. Не иначе.

— Ну что, приступим? — спросил меня Эрм со сладкой ухмылкой.

— Давай, чмо гестаповское, — подбодрил его я. — Только это ты и можешь — над связанными измываться. А развяжи меня — мигом уляжешься рядом с Гансом.

— О-о, храбрец? — округлил глаза Эрм. — Посмотрим, как запоешь, когда за тебя возьмусь.

— Держись, Иван! — подал голос Люцифер. — Настанет час — мы расквитаемся с ним. Со всеми расквитаемся.

Глава 11

Эрм подобрал одну из приготовленных для костра палок, подцепил ею эгиду и сбросил с меня.

— Поосторожнее! — предупредил верзилу орк. — Не увлекайся. Я не хочу из-за тебя лишаться своей части награды, раз уж она мне причитается.

Эрм свирепо набычился и набрал в легкие побольше воздуха, намереваясь ответить, но орка дружно поддержали остальные, кроме только Свэна, который промолчал. Очевидно, его проблемы с Грюнбергом из-за Пенелопы были настолько серьезны, что на награду за меня он не рассчитывал. А из возгласов прочих следовало, что они надеются получить две — сперва с виконта, а потом с герцога.

Впрочем, Эрм и сам понимал, что нельзя передать завтра Грюнбергу ни труп, ни кусок скулящего мяса вместо вменяемого и относительно целого человека. Для начала он прошелся палкой по самым больным и отбитым местам, а под конец ткнул между ребер — с особым наслаждением.

— Именно сюда я попал твоему недоделанному братцу, да? — спросил я, когда удушающая боль от удара в нервный узел отпустила.

Спросил от фонаря — не знал ведь, кто из троих убитых мною утром приходился Эрму ближайшим родственником. Но угадал: палач-любитель побагровел и сжал палку так, что она хрустнула.

— Сюда! — удовлетворенно протянул я, облизывая разбитые губы. — Он не сумел умереть воином. Перед смертью визжал как шелудивый поросенок. Ты уверен, что он твой брат, а не сын случайного забулдыги, трахнувшего по случаю твою мамашу во все дыры?

— Мы с ним были близнецами, — процедил Эрм.

— Так ты тоже сын того забулдыги?

Эрм вновь ткнул меня в солнечное сплетение. Так сильно, что я думал, уже не отдышусь. Может, удастся вывести его из себя, и он меня убьет? Это было бы для меня неплохим выходом, учитывая все предстоящее завтра, послезавтра и в последующие дни. Надежда на побег казалась иллюзорной. И она будет слабеть с каждым прошедшим часом. Сейчас я еще сумел бы перетереть веревки и уползти в кусты, — но кто ж даст мне такую возможность? Завтра и того не смогу: живучесть приблизится к нулю, и моим извергам только и останется, что держать ее возле этой отметки.

Эрм для разнообразия стукнул меня палкой по сломанному носу, перевернул на живот и врезал по почкам. Перевернул обратно, понаблюдал, как я корчусь, и опять ткнул между ребер.

— Ну как, нравится? А ведь у тебя еще яйца есть. Сейчас приготовлю их всмятку. Гы-гы-гы! Ты знаешь, как правильно готовятся яйца всмятку? Тут главное не спешить. А потом я обвяжу их веревочкой и буду дергать за нее всю ночь. И это еще цветочки, мальчик. Ягодки начнутся тогда, когда за тебя возьмется Гуго. Жаль, что ты убил Ганса, — но милорд не поскупится пригласить другого мага. Тебе не дадут умереть раньше времени, даже не мечтай. Ни как воину, ни как поросенку. Давай еще по почкам стукну? К яйцам всмятку мы приготовим отбивные почки. И еще отбивную печень…

И удары, удары, удары…

— Держись, Иван! — слышал я голос Люцифера. — Не дай ему себя сломать. Если хочешь, только скажи: я нападу и убью его. Будь спокоен — убью, несмотря на разницу в уровнях.

— Стой где стоишь. Не сомневаюсь, что ты убьешь Эрма. И даже еще кого-нибудь. Они думают, что ты просто супер. Боятся тебя — это поможет. Но потом-то что? Всех тебе не одолеть. Погибнешь, а меня продолжат пытать. Ничего не изменится.

— Крепкий сучонок! — удивлялся Эрм. — Только твоей крепости надолго не хватит. Видал я всяких, — а каменных не видал. Все рано или поздно дают слабину в умелых руках. Знаешь что? Давай поколочу тебя по пяткам. Это такое удовольствие, от которого любые крепыши сходят с ума и умоляют о пощаде. Решено: делаем отбивные пятки! Слышь, недоносок? Мы за сегодняшний вечер таких блюд наготовим, каких ни в одной таверне не подадут!

— Приготовь лучше каши из собственного дерьма и сожри ее. Самое то паек для говноедов.

— Ты еще что-то вякаешь? Нет, дорогой, — это ты сперва обоссышься, потом обосрешься, и будешь жрать свое говно! И чужое. Каждый, кто захочет, насерет тебе в рот, а ты будешь глотать и говорить спасибо. Зови свою клячу! Я лично перережу ей глотку. Зови, я сказал!

— Отсоси.

— Ах так?..

— Держись, Иван! Не дай ему себя сломать! Не дай!

— Спасибо тебе. Как здорово, что ты не послушал меня и остался. Не знаю, что бы сейчас делал без тебя.

— Потому я и остался.

— Зови лошадь! Причем без глупостей! Она должна просто подойти. Зови!

Если станет совсем невмоготу, скажу Люциферу, чтоб убил Эрма, следом меня, и ускакал из лагеря… Нет, нельзя. Он не успеет ускакать. И не захочет.

Но он только начал жить новой жизнью, только начал! Я его в эту новую жизнь втянул, и сам видел, как он стал молодеть, как все больше прояснялись помутневшие от старости глаза, наливались силой дряблые мышцы, становились уверенней движения. И теперь поставить на этом крест?

Однако где другой выход? Ведь Эрм прав — совсем каменных героев не бывает. Неважно, как долго я продержусь. Если не умру, в итоге или действительно запрошу пощады на радость мучителям, или сойду с ума. И какая разница, какой по счету палач меня доконает — этот, приставленный виконтом, сам виконт?

Читал как-то, что в подобной ситуации можно откусить самому себе язык и истечь кровью, прежде чем кто-то поймет, что происходит. Дойду до ручки — попробую.

— Зови лошадь! Я хочу видеть ее кишки на земле!

— Мало ли что ты хочешь. Я тоже хочу видеть твои кишки на земле…

— Держись, Иван! Я здесь, рядом. Я не ушел и не уйду. Я всегда буду рядом.

— Спасибо тебе, дружище, спасибо! В своем мире я и не знал, что бывает такая дружба. Там, у нас, ее нет.

— Быть может, и есть. Быть может, ты просто не был готов к ней. И здесь, в нашу первую встречу, разве были готовы мы оба? Нет, не были — ни в первую, ни в последующие. Только в ту, решающую, возле стен заброшенного города мы оказались готовы… Давай я буду говорить, все время говорить. Слушай мои слова, только их. Пусть для тебя не останется ничего, кроме них, — и тебе станет легче. Слова имеют великую силу! Этьен де Гурфье недаром учил меня языку. Это редкое умение, даже для самых лучших лошадей, и оно требует огромных усилий для развития. Но Этьен был не только храбр, а еще и мудр. И потом я скрашивал его одиночество в долгих походах, беседуя с ним у костров на привалах, — в самых глухих местах, где живут лишь демоны и чудовища, и никогда не ступала нога никого из разумных…