Книга Очаг - Роман Гребенчиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну вот, опять! Ты крутишь одну и ту же пластинку, а объяснить ничего не хочешь!
– И не буду! Сейчас мне нужно только направить всю энергию, выпирающую из меня, на что-то ещё более классное!
На этих словах Аня вскочила с кровати и уставилась на меня своими стеклянными глазами. После нескольких глубоких вдохов она с места запрыгнула на меня. Раздался треск – софа упала, и мы вместе с ней.
После минутной паузы:
– Такого провала в моей жизни ещё не было, – сказал я.
– Провала? Мне казалось, ты давно на дне, как и я.
На этих словах Аня поцеловала меня. Как же сильно мне это требовалось! Видимо, как и ей.
Мои пальцы касались её кожи и обжигались – она вся горела. Всё пространство вокруг неё пылало.
– Не останавливайся, Марк.
– Но ты вся горишь!
– И что? Разве ты нет?
– Ты не поняла: у тебя температура!
– Пошёл ты! Я стараюсь подарить нам наилучший день, а ты всё обламываешь! Кайфолом чёртов!
Она слезла с меня и направилась к кофейному столику за дозаправкой.
– Может, хватит?
– Не твоё дело! – Она рассыпала дорожку по поверхности.
– Вообще-то, моё – мне нужно тебя целой и невредимой доставить к твоему деду.
– Ты же сказал, что отпускаешь меня.
Она втянула в себя приготовленную дорожку.
Аня повисла над столом, запрокинув голову.
Ничего не происходило. Всё как будто замерло.
Одна минута. Две минуты.
Аня упала в обратную сторону от столика.
– Аня!
Я бросился к ней. Она потеряла сознание. На мои попытки её привести в чувства никак не реагировала. Что делать? Подобного с моим братом не случалось. Я проверил пульс – его не было.
Нужно было сделать искусственное дыхание. Как именно, я не представлял, но должен был справиться. Обязан. Я не раз это видел со стороны. Руки крест-накрест на грудь и тридцать нажатий.
– Давай, Аня, приди в себя!
Вдох «в рот в рот». Не получалось, но сдаваться было нельзя. Повтор. Снова нажатия…
Аня закашляла.
– Слава богу! – Я обнял её. – Слава богу, ты жива!
– Что ты наделал… зачем? – сквозь кашель спросила она.
Я удивлённо смотрел на неё.
– А что я должен был делать? Бросить тебя помирать? Это неправильно.
– Правильно. Я весь вечер пыталась откинуться, а ты, сволочь, спас меня!
– Что ты несёшь? Ты мне весь вечер твердила про жизнь!
В меня полетел кусок от сломанной софы, а после – несколько пощёчин.
– Уходи! Оставь меня!
– Да как я тебя оставлю теперь?
Она пыталась вытолкнуть меня из квартиры, но сил не хватало. После нескольких неудачных попыток со слезами опустилась на пол.
– Оставь меня. Пожалуйста.
– Ты обещаешь, что ничего больше не учудишь?
– Обещаю.
Не могу объяснить почему, но мне этого было достаточно. Я поверил ей и вышел из квартиры. Вышел в никуда, ведь куда идти, я не знал, как и не знал, что творится с моей жизнью, а она отказывалась меняться, только глубже затягивая меня в череду неприятностей, из которых я не представлял, как буду выбираться.
Мои размышления привели меня обратно к набережной. Я думал плюнуть на всё и распрощаться с Кирком там, но не получилось. Он остался в машине, а спешить уходить от воды я не хотел.
Рябь Невы напоминала берег Белого моря. Не хватало только неизвестного горизонта на другой стороне. Хотя какая разница – вид спокойной воды меня успокаивал, и этого было достаточно. Достаточно для того, чтобы закончить свою историю. Плюнуть на всё: на Писцовых, на Кирка, на «Очаг», да и на семью. Маше с Настей было бы куда легче без меня.
По воде побежали волны. Один из теплоходов прошёл мимо меня и вернул к реальности. Я поплёлся вдоль набережной. Даже так поздно не хотелось спать, всему виной порошок, который дала Аня, – от него хотелось жить и действовать.
Я и сам не заметил, как ноги привели меня в клуб. Переполнявший помещение рейв так и заглатывал меня, но сил плясать и веселить уже не было, поэтому я направился к бару и заказал выпивку. Я чувствовал себя лишним – ведь в основном развлекались студенты, которые отмечали закрытие летней сессии. Не знаю, как Кирк продолжал посещать клубы, – мне было неуютно, из всего этого я вырос. Даже допинг не помогал изменить моё восприятие.
Я пропускал коктейль за коктейлем, но от этого сильней не пьянел – становилось только тоскливее, уходила эйфория от порошка. Пока я был в своих мыслях о старости, даже не заметил, как рядом со мной за барной стойкой примостилось несколько парней. Они упивались похлеще, чем я, но и пьянели быстрее.
– Мужики, есть закурить? – спросил я.
Один из студентов достал пачку ментоловых сигарет и протянул мне.
– Ух ты, да вы что, пидорасы все? Не, я в вашу команду заднеприводных не хочу!
– Отец, не борзей, – ответил один из них.
– Кто тут борзеет, пидор?! – Я толкнул его в плечо. – На колени и извиняйся! Причём тщательно!
– Слышь…
Кулак в челюсть я словил достойно, но прощать подобное не мог – и полез драться в ответ.
Не помню, сколько раз мы обменялись любезностями, но охрана вмешалась слишком рано. Меня схватили за шкирку, как непослушного котёнка, и выбросили через чёрный ход.
– Нет. Почему?
От боли я корчился на асфальте. Досталось мне всё-таки хорошо. Соперники оказались не теми, кем я их назвал, и лупили меня, словной боксёрскую грушу, не жалея сил.
Печально, что я не заполучил того, чего хотел. Всё могло закончиться именно там.
Миша стоял перед зеркалом в ванной с ватным диском в руках и протирал антисептиком рубец на носу. После смазал его заживляющей мазью, которой аккуратно обработал раны изнутри. Финальным штрихом стал лейкопластырь.
После столкновения с Марком он лечил нос несколько раз в день. Потрёпанный вид на работе был для него нежелателен – так можно было распугать клиентов. Поэтому он спешил привести себя в порядок.
Покончив с лечебными процедурами, он налил себе скотча и уселся в кресло в гостиной. Не спеша наслаждался алкоголем и рассматривал свои трофеи на полке напротив, пока не обнаружил, что подаренный Виктором Палычем пистолет пропал.
Он упёрся в ручки кресла, чтобы встать, но холодный металл упёрся в затылок.
– Он же боевой. Верно? – прозвучал голос позади Миши. – Сядь обратно.
