Книга Кадры решают все - Мария Воронова

Возможно, он решил, что чем больше народу сдаст, тем меньше ответственности придется лично на него, или действительно злился на свояка, что познакомил с таким прохиндеем и змеем-искусителем, как экспедитор Малюков. Проверить истинность его показаний путем сопоставления с показаниями других участников процесса не удалось, потому что остальные подсудимые довольно тупо запирались и валили с больной головы на здоровую.

Что ж, дело известное. Настоящие уголовники, выросшие в криминальной среде и вставшие на кривую дорожку именно как продукт этой среды, с детства понимают, что преступление чревато наказанием. Не потому, что такие сознательные, а просто перед глазами миллион примеров. И дядю Колю из соседнего подъезда замели, и мамкиного сожителя, и Витьку, с которым ты вчера тусовался во дворе, сегодня повязали на гоп-стопе.

Конечно, по молодости и глупости представляется, что всех сажают, а конкретно с тобой ничего плохого не может случиться, ты бессмертен и неуязвим, но после первой ходки это чувство проходит. Начинаешь понимать, что судьба может повернуться к тебе любой стороной, а заодно постигаешь уголовную премудрость, которой щедро делятся бывалые и авторитетные сидельцы. А если тебе повезет расти рядом с таким паханом, то ты еще до первого ареста узнаешь, что можно говорить ментам, а что нет, как распознать, когда берут на понт, и прочие важные вещи. В конце концов, опыт и преемственность – основа профессионализма в любой человеческой деятельности.

Но бывает, что индивид воспитывался в приличном обществе и решил воровать просто потому, что все тащат, а он что, хуже, что ли? Да нет же, совсем наоборот! Он самый умный и хитрый и так все обстряпает, что никогда в жизни его не поймают.

А когда все-таки ловят, это становится таким сильнейшим ударом, что вышибает все опоры, и бедняга начинает творить странные вещи. Или отрицает очевидное, или наврет с три короба, оговорив совершенно непричастных людей, или вообще покончит с собой. Всякое бывает, так что в идиотском запирательстве фигурантов и противоречивых показаниях директора ателье нет ничего настораживающего.

Нюанс в том, что дело работников ателье выделили в отдельное производство, значит, могут возникнуть трудности с тем, чтобы их доставить в суд и допросить в этом процессе. Надо согласовывать с районной прокуратурой и с прокуратурой города Тихвина, кстати, тоже, где отдуваются работники местного Дворца культуры.

Хлопот, короче говоря, полно, одна радость – адвокатом одного из подсудимых будет Вера Ивановна, с которой они так хорошо поработали над делом Еремеева.

С тех пор много воды утекло, Ирина сходила в декрет, долго еще работала на полставки, так что в суде им сталкиваться не приходилось, а вне работы они не поддерживали отношений, но сейчас обе очень обрадовались встрече.

Вера Ивановна за прошедшие годы слегка пополнела и из грузной скучной тетки превратилась в холеную цветущую даму, выглядящую даже слишком легкомысленно для серьезного адвоката.

Ирина знала, что после Еремеева она одержала еще несколько блестящих побед, приобрела в городе известность и стала нарасхват, поэтому предположила, что Вера Ивановна защищает самого Соломатина, но нет, оказалось, она представляет интересы директора картины Делиева.

Соломатина защищал настоящий небожитель, Эдуард Келлер, дородный седовласый мужчина со слащавыми манерами. Он слыл лучшим адвокатом в Ленинграде, примерно как «Мерседес» считается лучшей маркой автомобиля в мире, а «левайсы» явно превосходят по всем параметрам джинсы фабрики «Салют». Короче говоря, иметь Келлера своим защитником было очень престижно. Экспедитор Малюков пригласил адвоката поскромнее, но тоже довольно хорошего, от которого Ирина не ждала сюрпризов.

Обвинение представлял Николай Николаевич Грушин, пожилой грустный человек, слегка похожий на птеродактиля. Это был добросовестный юрист, искренне болеющий за дело и ставящий правосудие выше собственных амбиций, настоящий подарок судьбы для любого судьи.

Таким образом, Ирина, узнав участников процесса, приободрилась. Среди подсудимых нет единства, каждый тянет одеяло на себя, но зато судья с обвинителем будут работать одной командой, поставив своей главной целью установление истины.

Обвинение не запрашивало высшую меру, но, поскольку статья предусматривает ее, перед началом процесса следует провести распорядительное заседание, которое Ирина назначила на завтрашнее утро и ушла домой, не дожидаясь Веры Ивановны, с которой хотелось поболтать, обменяться новостями, свежими и не очень, но до конца процесса лучше держать дистанцию. Так и проходит жизнь, черт побери. В процессе нельзя общаться с хорошим человеком, а вне процесса – некогда.

Ирина вздохнула. Нет, все же жаль, что Вера Ивановна защищает не Соломатина. Она не только профессионал, но и глубоко порядочный человек, не позволяет своим подзащитным слишком далеко отклоняться от истины, ну а Келлер совсем другое дело. Так намутит воду, что вообще ничего не поймешь. Будет сеять раздор между подсудимыми, путать, перекладывать с больной головы на здоровую, и тактика его понятна. Если нет железобетонного аргумента для оправдания, дело надо расшатать и заволокитить, так, чтобы у судьи не осталось иного выхода, кроме как отправить на доследование. Клиент его это стерпит, все-таки находиться под подпиской о невыезде это вам не в камере сидеть. Еще годик протянуть, а там и прекратить по-тихому уголовное преследование в отношении Соломатина, чтобы осудить хотя бы остальных.

Ну а пока суд да дело, сыр да масло, творческая интеллигенция и неравнодушные граждане будут кукарекать на всех углах об ужасающем произволе властей и в итоге взвинтят общественное мнение так, что его нельзя уже будет игнорировать.

Может быть, и мировая общественность подтянется, кстати, не зря же Соломатин в свое время получил приз на международном кинофестивале.

Ах, боже мой, империя зла опять нагнула творца за смелые антисоветские высказывания! И не ответишь мировой общественности: разуй глаза! У нас что ни фильм, то антисоветское высказывание, Игорь Васильевич просто адепт коммунизма по сравнению с другими мастерами.

Ирина раньше не задумывалась об этом, но после разговора с Гортензией Андреевной с неохотой признала, что старушка, пожалуй, права. Взять хоть несомненный молодежный хит с пафосным названием «Вам и не снилось…». Трогательный фильм, и повесть хорошая. Настолько хорошая, что Ирине так и не удалось ее прочесть. Томик журнала «Юность», где была опубликована эта вещь, был изъят сестрой прямо из Ирининого почтового ящика, гулял с тех пор по рукам, и, наверное, не вернется уже к своей хозяйке никогда.

Светлая вещь о первой любви, но ведь жутко антисоветская! Может быть, в книге иначе, но в фильме ни один персонаж не озабочен ничем, кроме своих любовных проблем. Взрослые ни к чему не стремятся, ничего не добиваются, даже непонятно, кто кем работает, кроме учительницы Тани, да на заднем плане маячит хирург Миша, грубое животное, которого Таня пытается перевоспитать и кормит духовной пищей вместо того, чтобы налить человеку борща после тяжелого трудового дня. И дети в фильме живут исключительно любовью, будто это единственное спасение из скучного и серого мира, который скоро на них навалится. А потом еще две безумные по сути бабы – девочка, не умеющая себя ничем занять, если рядом нет возлюбленного, и тетка с такой заклинкой рулей, что предпочитает далекую мамашу интересующемуся ею мужику, с серьезным видом рассуждают о том, что важнее, любовь или долг. Но ведь долг и любовь это даже не две стороны одной монеты, это просто одно и то же. Долг – это любовь, а любовь – это долг. Когда любишь, легче исполнять долг, а когда исполнишь долг, любовь твоя растет и крепнет.