Книга Госпожа отеля «Ритц» - Мелани Бенджамин

– Бланш, – Клод покачал головой; она всегда дразнила его. Когда не швырялась вещами. – Я серьезно. Я… мы играли в разные игры, не так ли? Слишком долго. Я виноват не меньше, чем ты. Я уже видел одну войну и не хочу видеть другую, но в войне есть что-то, что заставляет человека анализировать свою жизнь, свои достижения… или их отсутствие. Я не горжусь некоторыми вещами.

– Неужели? – Лицо Бланш просияло, и Клод с болью подумал, что уже очень давно не вызывал у жены такой радости. – Ты серьезно? Я… я тоже не знаю, что случилось с нами. Наверное, мы слишком быстро поженились, слишком увлеклись друг другом. Я не успела опомниться, как у меня появился французский паспорт и номер в «Ритце». Кто будет жаловаться на такое? Но ведь у нас никогда не было настоящей семьи. Когда два человека – все друг для друга, и им не нужны блеск и роскошь, которые окружают нас. Может, еще не поздно начать сначала? И в горе, и в радости… и весь этот джаз?

Клод не мог удержаться от смеха: Бланш постоянно коверкала библейские изречения. В отличие от мужа она не воспринимала религию всерьез. Ни еженедельной исповеди, ни воздержания во время Великого поста. В тех редких случаях, когда она сопровождала Клода к мессе, Бланш жаловалась, что ей приходится вставать на колени. Но, учитывая ее происхождение, Клод не считал себя вправе давить на Бланш.

– Мне бы этого хотелось, Бланшетт. Я бы хотел узнать тебя получше. – Клод поморщился. Его гордость была уязвлена признанием, что он не до конца понимает собственную жену. Точнее, его гордость была уязвлена признанием, что он хочет понять ее.

Но теперь гордость казалась роскошью, которую мало кто мог себе позволить.

– Значит, решено! Я остаюсь с тобой. Я не оставлю тебя. Кроме того, кто будет присматривать за Лили, когда она вернется? Она тоже нуждается во мне.

Клод вздохнул. Что за странная привязанность возникла между Бланш и этой опасной женщиной? Взять хотя бы случай с ковром… Бланш и не подозревала, что Клоду все известно.

Вскоре после того, как Бланш пригласила эту особу на чай в «Ритц», жена подошла к нему, невинно хихикая. Она случайно («я ведь такая растяпа!») выронила тяжелый восточный ковер, принадлежащий «Ритцу», из окна их номера. Бланш якобы пыталась вытряхнуть из него пыль. Прежде чем она успела сбежать вниз, какая-то ужасная женщина утащила лежавший на улице ковер! Какой кошмар! Бланш очаровательно покачала головой, удивляясь собственной неуклюжести, села Клоду на колени и стала играть с его галстуком.

Конечно, Клод ей не поверил (хотя ему очень понравилась интерлюдия на коленях, которая привела к интерлюдии в постели). Но ради собственного спокойствия сделал вид, что верит. Не прошло и двух дней, как Лили пришла к нему, чтобы все объяснить. Она собралась в Испанию и попросила у Бланш денег на дорогу. Они вместе устроили этот фарс; Лили была той самой ужасной женщиной, которая украла ковер, чтобы продать его.

– Бланш – очень хороший человек, – сказала Лили Клоду. Хотя она выглядела нелепо, даже убого в мешковатом сером кардигане поверх узкой черной юбки, Лили была самым честным человеком, которого Клод когда-либо встречал. За исключением Перл Уайт, которая сказала о Бланш то же самое много лет назад.

Несмотря на отвращение к этой особе и ее идеалам, на раздражение от самонадеянности, с которой она судила о его жене, Клод задумался. Его удивило, что нелюбимые им Перл и Лили совпадают в одном – в отношении к Бланш. И напоминают Клоду, как ему повезло с женой. Он всегда оценивал женщину по реакции других мужчин. Хорошо, если они смотрят вслед, когда она выходит из-за стола, чтобы попудрить носик. Или восхищенно подмигивают Клоду, когда он с женой проходит мимо, собственнически положив руку ей на талию. Или после нескольких рюмок хлопают его по плечу и завистливо отпускают непристойные шутки о том, что происходит в его спальне.

Но он не привык, чтобы о достоинствах жены с ним говорили другие женщины. Впрочем, Клод с удивлением обнаружил, что это приятно. Даже если одна из этих женщин – грязная маленькая коммунистка, которая едет воевать в чужую страну. И скатертью дорога!

– Лили может сама о себе позаботиться, – сказал Клод, и это была чистая правда. – Она, наверное, станет новым президентом Республики, если победят лоялисты.

– Хло! – Бланш наклонилась, чтобы надеть туфлю, поправила шелковые чулки и разгладила платье. – Знаешь, ты жуткий мозгоклюй!

– Я не знаю этого слова. Но чувствую, что ничего хорошего оно не означает.

Бланш рассмеялась заливистым искренним смехом, который он так любил слышать. В последнее время этот смех редко раздавался в «Ритце»; он зазвучал вновь, когда в жизни Бланш появилась Лили. И за это Клод был ей благодарен.

Клод поцеловал жену менее сдержанно, чем полагалось директору «Ритца». С другой стороны, что толку быть директором «Ритца», если не можешь поцеловать красивую женщину в своем кабинете?

К тому же поцелуи – трогательные, возбуждающие, пьянящие – им всегда удавались. Это единственное, в чем супруги Аузелло никогда не разочаровывали друг друга.

Клод откашлялся, собираясь сказать что-то еще – что именно, он точно не знал, – когда жена, смеясь, оттолкнула его и провела рукой по лицу, словно стряхивая с него паутину. Мгновение они не могли смотреть друг на друга; эта внезапная уязвимость была слишком непривычной, слишком сильной.

Бланш помахала ему рукой и вышла, чтобы муж мог вернуться к своим обязанностям.

Клод надеялся, что она не пойдет в бар. Ему не нравилось, что жена проводит там слишком много времени; слишком много пьет с этими людьми – не со своими друзьями, а с теми, кто в восторге обращался к ней по имени, покупал ей мартини, делился с ней секретами, рассказывал ей красивые лживые истории. Клоду не нравилось, что иногда она напивалась до беспамятства. Теряла сумочку или туфлю или тихо похрапывала в кресле за стойкой бара, где Фрэнк Мейер мог присматривать за ней. А потом просыпалась и в полубессознательном состоянии порола всякую чушь. Или говорила правду.

Правда сейчас особенно опасна. Ведь шпионы рыскают повсюду. Даже в шикарном отеле «Ритц».

Глава 13

Бланш

Осень 1941 года

Парижане привыкли сидеть рядом с нацистами в кафе, театрах, метро. Встреча с ними уже не напоминает резкий, болезненный удар под дых. Теперь немцы удушают Париж в объятиях. Солдаты стараются быть вежливыми: почтительно помогают пожилым дамам переходить улицу, несут тяжелые сумки беременных женщин. Эдакие бойскауты.

Всегда с пистолетом в кобуре или винтовкой за спиной.

Бланш думает, что, если бы Лили вернулась в Париж, она бы уже появилась в «Ритце». Фрэнк Мейер, который знает все обо всех, ничем не может помочь. Все, что он может сказать: Лили пересекла границу Испании в начале 1938 года, и с тех пор ее никто не видел. И это чертовски обидно, потому что Бланш как никогда нуждается в друге.

Потому что муж снова ей изменяет.

– Сейчас нужно думать только о любви, – сказал Клод в тот день в своем кабинете, прежде чем перистые облака конфликта превратились в грозовые тучи войны. Она поверила ему. Как дура, как жена. Девять месяцев в Ниме стали для обоих откровением. Никакого «Ритца» – только крошечная квартирка, и они вдвоем (точнее, они и целый полк французских солдат, которые, как выяснилось, больше всего любили пить кофе и спорить о политике; на это уходило все время, свободное от строевой подготовки и подготовки к вторжению, которое все откладывалось, а потом закончилось, едва успев начаться). В те месяцы Бланш и Клоду пришлось поддерживать друг друга, как никогда раньше. Не только из-за бытовых неудобств и повседневных хлопот, которые требовали больше времени и сил, чем могла предположить Бланш, – готовки, уборки и стирки. Аузелло пришлось полагаться друг на друга (и больше ни на кого) в вопросах и разговорах куда более важных, чем обычная для «Ритца» болтовня о том, кто с кем спит, кто не заплатил по счету, кто собирается устроить вечеринку и т. п.