Книга Змееносец - Марина Светлая

- Сутану так сутану, - махнула рукой она. Но под его взглядом покраснела, - ты во мне дыру просмотришь! А еще монах!

Паулюс только хмыкнул, достал ей из сундука одежду и пошел к двери.

- Ты пока переодевайся, а я все же схожу к старой Барбаре. Завтрак нам обоим не помешает.

Отсутствовал он недолго, едва хватило времени переоблачиться, и скоро вернулся, поставив на стол свежий хлеб, молоко и мед. Лиз в сутане выглядела еще привлекательнее. И глядя на нее, он пьянел без вина.

Ей же ужасно хотелось есть. Все-таки она не ела несколько… столетий. Усевшись за стол и приступив к еде, Лиз с любопытством поглядывала на монаха и, наконец, отважилась спросить (и откуда эта странная робость, решительно ей несвойственная?):

- Так как, говоришь, тебя зовут?

Брат Паулюс едва открыл рот, чтобы ответить… как вновь раздался негромкий, но уверенный стук в дверь.

Монах бросил быстрый взгляд на Лиз, развел руками и коротко произнес:

- Сундук.

Она покорно вскочила из-за стола и проследовала к своему убежищу. Спрятав ее, Паулюс поплелся открывать, мысленно возмущаясь, что за отвратительное утро, если не считать прелестной гостьи, неизвестно откуда взявшейся на его голову. И если это снова Скриб, уж он ему расскажет!

Паулюс зло распахнул дверь и увидел на пороге герцогиню. Она решительно вошла в комнату и повернулась к хозяину.

- Здравствуйте, брат Паулюс, - госпожа Катрин стояла перед ним, надменно глядя куда-то вперед. – Не будете ли вы столь любезны сказать Его Величеству, что я покидаю замок, и передать ему это послание?

И она нервным движением достала из рукава письмо.

- Отчего же не передать. Передам, - проговорил Паулюс, почесывая затылок. Взял протянутый ему свиток и уточнил: – Так завтра в церковь вы приедете из своего замка?

- Нет, в церковь завтра я не приеду. Передайте Его Величеству, что он может отменить церемонию. Вам одной заботой меньше, брат Паулюс. Впрочем, окажите мне еще одну услугу, – Катрин закусила губу, и достала из кошелька, висевшего у нее на поясе, небольшой свиток, перевязанный пурпурной шелковой лентой. – Передайте… передайте это письмо моему трубадуру.

Герцогиня положила свиток на стол, резко развернулась и почти выбежала из покоев монаха.

Паулюс отбросил в сторону врученное ему письмо к королю. Какая уж теперь разница, что там написано, если свадьбы все равно не будет? Схватил свиток, лежащий на столе. Сорвал ленту и, не заботясь размышлениями о каких-либо правилах, прочитал послание, адресованное Скрибу. Письмо было написано ровным четким почерком и без единой помарки. От строгой латыни отвлекал лишь резкий запах розового масла, исходящий от ленты.

«Я взяла на себя смелость писать к вам.

Я отпускаю вас. Теперь вы сможете найти себе иную даму, которой, уверена, будут нравиться ваши канцоны. Простите, что не сумела оценить их по достоинству…».

Крышка сундука скрипнула, и Лиз, придерживая слишком длинный подол сутаны, выбралась на свет божий. Оценив задумчивый вид монаха, она подошла к нему и через плечо заглянула в бумагу, которую он изучал.

- А это была герцогиня, да? Которую трубадур любит?

- Герцогиня, - эхом отозвался Паулюс. – И вот что с ними делать?

- Мужчины! – буркнула Лиз. – Сделать то, что она просит.

- Верно! – воскликнул брат Паулюс, чмокнул Лиз в губы, и, подхватив сутану, помчался к Скрибу.

XIV

2015 год, Бретиньи-Сюр-Орж

Мари отошла от окошка киоска с внушительным ведром попкорна. Нашла глазами Мишеля и приблизилась к нему, торжественно вручила добычу и объявила:

- Не пугайся, это еда такая. Из кукурузы. Тебе понравится.

Он взял в руки протянутую ему «еду». Попробовал. Не разобрал. «Жевать можно», - решил он про себя.

Дама в униформе открыла перед ними дверь, они прошли сквозь плотную ткань в темный зал, и Мишель увидел, как на стене двигаются и разговаривают люди. Вокруг Мишеля и Мари раздавались громкие звуки. Его Величество встал, как вкопанный. Такого он точно никогда не видел и вряд ли увидит когда-нибудь еще.

- Эй! – Мари подергала его за куртку. – Садись. Это кино, это нормально.

Билеты были только на драму. «В мае делай все, что тебе нравится». Фильм шел уже давно. Потому малый зал старого кинотеатра Ciné 220, и, конечно, последний ряд. «Места для поцелуев», - мелькнуло в голове Мари. А еще она подумала, что так незаметно и естественно перешла на «ты» со средневековым королем.

- Садись, садись… - зашептала она. – Смотри и слушай. Это… это будет история. Вроде книги, только можно увидеть.

Мишель смотрел и слушал. Это была история вроде книги, но ее можно было увидеть. И это было потрясающе. В какой-то момент Его Величество король Трезмонский поймал себя на мысли, что он благодарен Петрунелю, который отправил его сюда. И было неважно, что проходит время, что скоро он вернется домой, а к ожерелью он ничуть не стал ближе. Хотя именно ожерелье ему бы очень пригодилось. Ведь оно исполняет одно желание. И Мишель точно знал, какое желание он бы сейчас загадал.

В темноте зала он нашел пальцы Мари и сжал их в своей руке.

Сердце ее гулко билось в груди. Она смотрела на экран, но почти ничего не видела и не слышала. Спроси ее, о чем фильм, едва ли она смогла бы ответить. Все, что она чувствовала – это теплота в ладони Мишеля. Все, чего она хотела, это сжать ее в ответ. И ни о чем больше не думать. Был ли его жест неожиданностью для нее? Нет. Не был. Она знала, что с того мгновения, как увидела его, в ней вспыхнуло что-то важное. Как знала и то, что то же самое вспыхнуло в нем. Так не бывает? Чушь… Как еще должно быть?

Мари медленно повернула к нему голову. Король из волшебной сказки, героиней которой она стала на один-единственный день. Но ведь можно же получить от сказки все, что она обещает? Сейчас, на распутье жизни, когда просто не знаешь, куда идти дальше. Все равно он исчезнет, перестанет существовать… А это мгновение есть и будет. Потому что он ей нравился едва ли не с первой минуты. Ее рука дрогнула, и большим пальцем она чуть погладила его запястье.

Движущиеся картинки на стене вмиг перестали интересовать Мишеля, как только он заметил, что Мари повернула к нему голову. Это было странно. Он не видел в темноте ее глаз. Но отчетливо помнил их безбрежную синеву. Ее глаза он не забудет никогда. Теперь они станут ему сниться так же, как снились прошедшей ночью.

- Тебе нравится? – тихо спросила Мари, как спросила только утром под сводами церкви, не зная, говорит она о фильме или о чем-то большем.

- Мне очень нравится, - также тихо ответил Мишель и, наклонившись, прижал ее пальцы к губам.

- Мне тоже нравится, - шепнула она, рванулась к нему, отнимая ладонь только затем, чтобы впервые в жизни первой поцеловать мужчину. И сообразила, что творит, лишь в тот момент, когда их губы соприкоснулись. Он же прекрасно понимал, что в его мире такое невозможно. Но через восемь веков? В мире Мари? Мишель осторожно и нежно ответил на поцелуй девушки, слегка притянув ее к себе. Со стороны они могли показаться обыкновенной влюбленной парочкой в темноте кинозала. Она, обвивавшая руками его шею, он, обнимавший ее. Забытый на подлокотнике попкорн. И летавшие на экране самолеты. А когда поцелуй прервался, Мари смогла выдохнуть только: