Книга Мэри, Мэри - Джеймс Паттерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутри на стенах подозрительно ярко белели несколько квадратов — похоже, недавно тут висели фотографии. Все остальное осталось нетронутым.
Преступник становится смелее, действует рискованнее, но он по-прежнему одержим семейной темой. Его мысли сосредоточены на одной проблеме.
Мое внимание привлекли кожаное кресло с высокой спинкой и стоявший перед ним темный монитор. Здесь было рабочее место жертвы, и именно отсюда Мэри Смит, очевидно, отправила письмо Арнольду Гринеру в «Лос-Анджелес таймс».
Окна комнаты выходили на террасу и бассейн. Набирая текст, Мэри Смит могла видеть труп Марти, плававший перед ней в воде. Что она чувствовала? Отвращение? Ярость? Может, созерцание жертвы доставляло ей огромное удовлетворение?
Что-то замкнуло у меня в мозгу. Разорванные снимки. Недописанное письмо в кафе. Слова профессора Пападакис об отстраненности. Мои мысли сегодня утром. Мэри Смит не нравится то, что она видит на месте преступления, так?
Чем дольше это тянется, тем четче в ее памяти всплывает какой-то яркий и тревожный образ. Нечто такое, что она хотела бы забыть. И это вызывает в ней ответную реакцию. Вывод получался скверным, но, похоже, она все больше теряла над собой контроль.
Точнее — убийца терял над собой контроль.
Вечером я лежал на кровати, перебирая в голове информацию и каждый раз оказываясь в тупике.
Мэри Смит. Ее патология. Психическая неустойчивость. Вероятные мотивы убийств. И точка.
Джамилла. Лучше даже не думать. Никаких реальных перспектив.
Моя семья в Вашингтоне. Вечная забота и боль.
Кристин и маленький Алекс. Господи, это хуже всего!
Я чувствовал, что моя жизнь выходит из-под контроля и идет наперекосяк. Везде приходилось латать дыры. Я часто помогал людям выпутываться из подобных ситуаций, но теперь у меня ничего не получалось: видимо, с другими разбираться легче, чем с самим собой.
Монни Доннелли сдержала слово и уже выдала мне первую порцию сведений о Джеймсе Траскотте. Ничего особенного я не обнаружил. Честолюбивый, настырный, но вполне уважаемый член журналистского сообщества. Никаких связей с убийствами Мэри Смит.
Я взглянул на часы, тихо выругался и быстро набрал домашний номер, надеясь, что успею пообщаться с Дженни и Деймоном раньше, чем они лягут спать.
— Здравствуйте, вы позвонили семье Кросс. С вами говорит Дженни Кросс.
Я не удержался от улыбки.
— Это магазин поцелуев и объятий? Примите, пожалуйста, заказ.
— Привет, папа. Я знала, что ты позвонишь.
— Неужели я так предсказуем? Ладно, не важно. Надеюсь, вы готовитесь ко сну? Попроси Деймона взять другую трубку.
— Я уже здесь, папа. Догадался, что это ты. Ты действительно предсказуем. Но это даже к лучшему.
Я быстро расспросил детей о последних новостях. Деймон попытался выманить у меня разрешение на покупку компакт-диска с пометкой «Только для взрослых». Я был тверд, как скала; к тому же он еще ни слова не сказал о своей таинственной девице. Дженни готовилась к первому посещению научного кружка и интересовалась, могу ли я проверить ее друзей на детекторе лжи.
— Конечно. Только сначала я проверю вас с Деймоном.
Дженни выложила новость, которая заставила меня вздрогнуть:
— К нам снова приходил тот журналист. Нана выгнала его. Заявила, что он позорит свою профессию.
Поговорив с детьми, я переключился на Нану, затем заказал ужин в номер. Наконец позвонил в Сан-Франциско Джамилле. Я чувствовал, что откладываю напоследок самые трудные звонки. Правда, приходилось учитывать еще и разницу во времени.
— Дело Мэри Смит быстро приобретает национальные масштабы, — заметила Джамилла. — Говорят, что полиция Лос-Анджелеса совершенно беспомощна.
— Давай не будем о работе, — попросил я. — У тебя все в порядке?
— Если честно, Алекс, я спешу. Меня ждет друг… просто друг, — добавила она быстро. — Можешь не беспокоиться.
А звучало как «можешь беспокоиться».
— Ладно, иди, — усмехнулся я.
— Поговорим завтра? Извини, но мне надо бежать. До завтра, Алекс.
Мы попрощались, и я повесил трубку. Просто друг…
Отлично, два звонка сделано, остался один. Правда, самый сложный. Я взял трубку и набрал номер по памяти.
— Алло?
— Это я, Алекс.
Повисла долгая пауза.
— Привет, — послышался ответ.
— Можно мне поговорить с Алексом?
— Конечно. Подожди, сейчас я его позову. Он только что закончил есть. Играет в своей комнате.
Я услышал какое-то шуршание и приглушенный голос Кристин: «Это папа». Последнее слово вонзилось в меня как игла, наполнив и сладостью, и болью.
— Привет, папа.
Милый голосок Алекса вызвал во мне бурю чувств. Но больше всего — безумную тоску по сыну. Я видел его маленькое личико, его мягкую улыбку…
— Привет, медвежонок. Как дела?
Как и любой трехлетний малыш, маленький Алекс еще с трудом общался по телефону. Разговор, к сожалению, получился коротким. После очередной паузы я услышал, как Кристин прошептала:
— Скажи папе «до свидания».
— До свидания.
— Скоро увидимся, — откликнулся я. — Я люблю тебя, малыш.
— И я люблю тебя, папа.
Маленький Алекс повесил трубку. Раздался сухой щелчок, и я снова оказался один в своем номере, завязший в деле Мэри Смит, отрезанный от тех, кого любил больше жизни.
Отвлекающий маневр
Мэри Смит сидела на парковой скамейке и смотрела, как ее малышка Эшли резвится на игровой площадке. Вот и славно. Пусть набегается раньше, чем Брендан и Адам вернутся из детского сада, может, хоть тогда у Мэри хватит времени немного отдохнуть и набраться сил на новый день.
Она раскрыла лежавшую на коленях новую тетрадь и с удовольствием взглянула на красивую обложку и чистую бумагу. Дневник был ее единственной отдушиной. Она старалась писать понемногу каждый день. Позже, когда дети вырастут, они все прочтут и узнают, что она была не только поваром, няней и шофером. А пока ей приходилось сражаться даже с дневником. Мэри не заметила, как на первой странице появились «помидоры», «морковное пюре», «злаковый коктейль» и «памперсы». Ну и растяпа!
Нет, так не пойдет. Она аккуратно вырвала страницу. Пусть это глупо, но дневник для нее — настоящее святилище, и в нем нет места для списков покупок и меню.
Мэри вдруг заметила, что Эшли исчезла. Господи, помилуй! Где она?