Книга Добродетель и соблазн - Сьюзен Джонсон

А затем придет черед ее самой и ее ублюдка.

Он повернул коня к дому.

Глава 16

Господь все же смилостивился над Татьяной, никогда не нарушавшей его заповедей и не грешившей, если не считать грехом слишком сильную любовь. Своей милостью, а может, в наказание за черные деяния князя Господь сделал так, что князь Шуйский на обратном пути скончался от ран.

Однако княгиня встретила известие о смерти мужа с безмолвным безразличием. Все пришло слишком поздно. Ее жизнь кончилась.

После получения сообщения Сигизмунда о происшедшей бойне многие дни дворня Татьяны опасалась за ее здоровье. Она не спала, почти не ела, не различала дня и ночи. Едва замечала свою дочь. Ее возлюбленный умер, и она обезумела от горя. Когда дни превратились в недели, душевные муки прорвались слезами, она часами плакала, пока не превратилась в бледный изможденный призрак. Выплакав все слезы, она беспрерывно смотрела в окно, словно в ожидании того, кто, как всем было известно, никогда уже не придет.

В день рождения Зоя впервые выговорила слово «мама». Вырываясь из материнских рук, малышка улыбалась Татьяне и с детским восторгом повторяла впервые получившееся слово.

Княгиня отвернулась от окна и в первый раз после отъезда гонца Сигизмунда заговорила нормальным тоном.

– Умненькая моя девочка, – произнесла она, беря дочку на руки и улыбаясь при виде розовощекого личика. – Моя сладкая умненькая крошка.

Это было чудесное возвращение к жизни, и все дворовые крестились и возносили хвалу Господу. Они почувствовали облегчение и стали наконец разговаривать в полный голос, а не шепотом.

– Какой сегодня день? – спросила Татьяна, и когда ей сообщили, задала следующий вопрос: – А месяц? – Ее глаза широко открылись, когда ей сказали.

Это стало поворотным пунктом, словно двери внезапно распахнулись, открыв доступ свету и теплу в ее помраченный рассудок. Она в тот же день сходила на могилу Тимофея, где, преклонив колени, долго разговаривала с ним, как с живым.

В языческом мире говорить с душами усопших было обычным делом, и дворовые лишь кивали головами в знак согласия, радуясь выздоровлению хозяйки. Жизнь вернулась в нормальное русло, хотя улыбка еще редко появлялась на лице княгини. Но она снова погрузилась в каждодневные заботы по имению и, как никогда прежде, лихорадочно заставляла всех работать. Однако никто не жаловался, все понимали, как необходимо ей быть постоянно занятой. Это средство, чтобы удерживать демонов на расстоянии.

И вот в один теплый апрельский день княгиня произвела на свет сына – прелестного светловолосого и зеленоглазого малыша, который по древнему русскому обычаю стал наследником умершего мужа Татьяны, князя Шуйского.

Она дала ему имя отца, пренебрегая тем, что могут подумать люди. И полностью посвятив себя детям, нашла утешение и радость в материнстве.

Но она никогда не переставала горевать по великой любви всей своей жизни. Правда, старалась оплакивать ее в одиночестве, сознавая, как трудно для ее челяди видеть ее горе. Она хотела также уберечь от этого своих детей. Однако по ночам, в тиши опочивальни, оплакивала все свои утраты – великую любовь, короткое счастье и ожидающую ее пустоту в будущем.

Был конец лета, когда птицы сбиваются в стаи для перелета в южные страны. Однажды вечером, на закате солнца, вдалеке появился одинокий всадник.

Татьяна с детьми были на крыльце, наслаждаясь теплом уходящего дня. Вздрогнув от крика няньки, Татьяна подняла голову, и у нее перехватило дыхание. Светлые волосы седока блестели в лучах заходящего солнца, очертания плеч всколыхнули воспоминания. Очевидно, это разум играет с ней такие шутки. Это, верно, видение, мираж. Но тут няня указала пальцем – ясно, что она тоже увидела наездника, и Татьяна поняла, что человек был реальным. Сердце у нее бешено забилось, она передала малыша няне, наклонилась, чтобы поцеловать его, обернулась и сломя голову бросилась вниз по дороге.

На бегу она выкрикивала его имя, слезы струились по ее лицу, а испуганные воробьи беспорядочно взлетали с деревьев.

Он ответил ей, правда, едва слышным голосом, остановил коня и осторожно спешился. Она почти физически ощутила, как ему было больно, когда он спускался с седла на землю.

Она бежала к нему, и ей было все равно, что он заметно хромал, главное – он был жив!

Ставр остановился, прежде чем она добралась до него, раскрыл свои объятия, и мгновение спустя она повисла у него на шее. Он едва не задохнулся от толчка, его лицо сразу посерело, но руки сомкнулись вокруг нее, и так они стояли в золотых лучах заходящего солнца, плача и смеясь одновременно, шепча слова любви, испытывая головокружение и восторг, ощущая себя снова как единое целое.

– Я дома, – вымолвил он наконец, оторвавшись от ее губ, и его слова бальзамом пролились на ее душу.

Она не спрашивала, где он был или как он оказался здесь, хотя борьба со смертью оставила след на его лице. Она промолвила только тихо и яростно:

– Обещай мне, что теперь ты дома… навсегда. Скажи мне это, Ставр! Скажи немедленно!

Его лицо осветила сияющая улыбка.

– Навсегда. Насовсем!

Она ликующе засмеялась, ее голос напомнил ему тот миг, когда он впервые услыхал ее смех, две весны назад.

И тогда она взяла его за руку и с гордостью произнесла:

– Иди посмотри на своего сына!

Встретились зеленые очи отца с такими же глазенками сына, и улыбки осветили их родственные лица. Когда Ставр нагнулся, чтобы поцеловать малыша – своего тезку, тот приветствовал его сладким гуканьем. Он взял сына на руки, и тут Зоя, которая редко обращала внимание на все, что не касалось ее лично, произнесла с проницательностью двухлетнего ребенка:

– Ты ему нлавишься.

– Как ты сказала? – спросил Ставр, присев на корточки поближе к Зое. – Ты что, понимаешь, что означает его гуканье?

Зоя просияла.

– Он говолит, что ты ему нлавишься. И мне тоже. Посмотли на меня, плавда, у меня класивые тапочки?

Ставр немедленно передал малыша на руки Татьяне.

– Я смотрю очень внимательно, крошка моя, – сказал он, широко улыбаясь. – У тебя прелестные розовые тапочки. Спорим, что ты очень быстро бегаешь в них.

– Быстлее тебя. – Она показала на его ноги. – Ты же не можешь быстло ходить.

Он рассмеялся:

– Я скоро смогу. Скажи мне, чем ты занималась, когда я был в отъезде?

Зоя тотчас же принялась подробно описывать все свои дела, продолжая перечисление, даже когда, по настоянию Татьяны, они перебрались в дом. Ставр чудовищно исхудал, и она приказала подать ему ужин.

Очень довольная столь внимательным слушателем, Зоя уселась рядом, и пока он ел, продолжала непрерывно болтать. А когда Ставр, несмотря на настояния Татьяны, больше не мог проглотить ни куска, Зоя потребовала, чтобы он пошел посмотреть ее игрушки. Она отвела Ставра в детскую, усадила его на пол и с эгоцентричной уверенностью детства, когда само собой разумеется, что любому должны быть интересны твои занятия, принялась раскладывать перед ним своих любимых кукол, объясняя, что может делать каждая из них, как их зовут, почему какая-то ей особенно нравится. Наконец Ставр познакомился со всей ее коллекцией игрушек. Тогда она побежала к Татьяне, сидевшей с младенцем на руках, погладила его по головке и произнесла, улыбаясь: