Книга Тысяча Чертей пастора Хуусконена - Арто Паасилинна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что же еще человеку нужно?
– А если никакого божества нет? Нет вечной жизни, ничего нет? Есть только этот червивый мир и явные вещи и способы существования.
По мнению Соньи Саммалисто, Оскари забыл, что с чего-то мир начался и чем-то он должен закончиться, ничто не берется из ничего и просто так не исчезает.
– Я начал думать, что, может, где-то в далеком космосе со временем развился такой разум, который способен решить эти вопросы. Что мы, жалкие, всего лишь песчинки во Вселенной и во всем этом ничего не понимаем.
– Ты в НЛО начал верить? Променял Бога на всякую ерунду.
– И все-таки человек во Вселенной не один. По-моему, совершенно естественно считать, что из всех разумных существ мы самые глупые, что на каком-то другом небесном теле есть более разумная жизнь. Следовало бы начать прислушиваться к космосу, а не возносить хвалы Господу, несмотря на то, что мир, как кажется, всегда меняется только в худшую сторону.
Сонья Саммалисто подивилась мыслям пастора. У человека окончательно съехала крыша? К чему размышлять о каком-то внеземном разуме, когда у человечества была готова проверенная временем, крепкая и цельная религия, которая все объясняла.
– Наука никогда не сможет прояснить тайны Вселенной, средства, которыми располагает человек, не достают до неба.
– Не говори так. До открытия электричества люди посчитали бы сумасшедшим того, кто утверждал бы, что существует энергия, которая не видна, но может пройти по медному проводу. А радиоволны? Радиация? Свет, темнота? Все это для нас совершенно привычно, но для невежественных дикарей – ужас и сравнимые с божеством явления.
Болтовню продолжили на вечерней прогулке. Медведь плелся на поводке впереди парочки. Медведи и собаки похожи в том смысле, что они с удовольствием принюхиваются к запахам, доносящимся спереди, но, тогда как собаки то и дело поднимают заднюю ногу, желая пометить свой маршрут, медведь довольствуется отфыркиванием из-за странных запахов. Медведь не справляет нужду, поднимая заднюю лапу, даже самец.
Сонья Саммалисто возобновила разговор о религии:
– Ты упоминал, что совесть человека свидетельствует о божественном влиянии на него, что это голос Бога звучит в нас. Как ты теперь это объяснишь?
– Совесть – предостерегающий голос внутри человека, сигнал, который останавливает или предотвращает какое-то неправедное действие. Никакой божественной речи здесь слышать не нужно. Раскаяние возникло в процессе эволюции, как и человеческое мышление вообще, чувства, рассудок и даже предрасположенность к религии. Как биолог, ты должна знать, что в процессе эволюции развились и многие другие чудесные особенности, которые защищают виды и, таким образом, жизнь. Совесть – предохранительное средство, которое защищает человечество от самоуничтожения.
– Моя совесть, по крайней мере, не просто внутривидовой инстинкт самозащиты.
– Ну, с женщинами всегда все немного по-другому. Порой кажется, что у вас две совести, одна – шлюхи, другая – матери. Удобно, в общем.
Сонья спросила, как тогда Оскари объяснит смерть. Что разумного с точки зрения эволюции было в том, чтобы давать развиться виду, который жил лишь мгновение, а потом вымирал. Человек мог бы достичь бессмертия, так хоть сохранение вида было бы обеспечено.
– Конечно же, смерть одной особи освобождает место для другой, новой: вид не исчезает из-за смерти особи, а остается жить, и новая особь оказывается более развитой, чем предыдущая. Именно это эволюция и обозначает.
Сонья вздохнула, сказав, что, по крайней мере, она верит в человеческое бессмертие, в то, что в последний день Господь воскресит всех умерших верующих.
Пастор Хуусконен заметил, что и здесь все не так просто. Входят ли в число заслуживающих спасение лишь те, кто обратился в веру до смерти, или вообще все люди? Человек из каменного века не верил в лютеранского Бога, потому что ничего о Его величии не знал. Он вполне мог быть чутким и воспитанным, но тогда надежды попасть на небо в последний день не было… А где проходит граница между человеком и животным? Попадет ли на небо верующая обезьяна, или надо уметь разговаривать и пользоваться оружием, чтобы тебя сочли пригодным для неба?
– Войтто Виро когда-то утверждал, что его собака попала на небо, – вспомнила Сонья.
– У Черта могут быть проблемы, – произнес Хуусконен, глядя на медведя.
В центре деревни залаяли собаки. Медведь заворчал: он испугался и задергался на поводке. Некоторые особо свирепые особи наверняка разгуливали на свободе – лай приближался из-за домов, через лес в стороне от березовой аллеи народного училища.
– Неужели собак теперь не держат летом на привязи? – удивилась Сонья.
– Они почуяли запах Черта. Может, отвести его домой?
Сонья снова вернулась к главным вопросам бытия:
– А Сотворение мира? Разве это все-таки не доказывает существование божества? Ничто не возникает из ничего, жизнь создана Творцом.
– Ну да. Бога надо считать довольно некомпетентным творцом. Природа вышла приемлемо красивой, но создание человека обернулось катастрофой. Если бы, например, какой-нибудь часовщик выполнял свою работу так же скверно, то его сразу уволили бы. Неужели где-то еще, в других мирах, не господствует все время такой вид и такой разум, для которого это кристально ясно и само собой разумеется?
Хуусконен еще продолжил бы религиозное философствование, но по полю навстречу мчались три или четыре собаки: впереди большой барбос с раскатистым лаем, следом шпицы с хвостами колечком – все они безжалостно набросились на Черта. Бедный медведь пострадал от накинувшейся на него своры. Он отважно сопротивлялся, но намордник мешал драться, а поводок запутался в задних лапах. Зато передние были свободны, и с силой и ловкостью молодого медведя Черт дал агрессорам настоящий отпор.
Пока страшное тявканье и вой продолжались, пастор Оскари Хуусконен схватил у самой дороги шест и принялся бить им сварливых собак. Когда с Черта сняли намордник и он смог открыть свою белозубую медвежью пасть, деревенские собаки сочли, что лучше отступить. С воем они убежали в тянувшийся вдоль полей перелесок. Черт приготовился ринуться за притеснителями, но Оскари схватил поводок и больше не выпускал его из рук. Тяжело дыша, троица вернулась под кров народного училища. Пастор похвалил медведя:
– Здорово же ты, Черт, дерешься.
Атмосфера в Христианском народном училище Вампула накалилась вскоре после Ивана Купалы, поскольку на курсы по психологии отношений туда нахлынули представители церковной совещательной комиссии по семейным делам: сразу стало ясно, что свободные отношения между пастором Оскари Хуусконеном и биологом Соньей Саммалисто порицались, и присутствие медведя по имени Черт недоверия не рассеивало.
Сонья Саммалисто и Черт еще постирали и погладили белье, Сонья составила из собранных в начале лета заметок связный текст и отправилась в Оулу. Как же дорог момент расставания, думал Оскари Хуусконен, давая Сонье деньги на билет на самолет. Оставшись с медведем, Оскари только путался под ногами у слушателей курса по психологии отношений и поэтому тоже решил покинуть училище. Оплатив счет за проживание, он поехал через Кёюлиё в Раума, переночевал в гостинице и на следующий день отправился дальше, в Уусикаупунки.