Книга Мелодия звёзд - Оливия Вильденштейн

– Как прошел футбольный матч? Слышала, местная команда выиграла.

– Было весело.

– А что ты делала потом?

Я пожала плечами, и от этого едва заметного движения у меня снова начала болеть голова. Надо было проглотить обезболивающее, прежде чем спускаться.

– Тусовалась у Рей.

– Что случилось с твоим подбородком?

Я дотронулась до места, которое оставила без пластыря, чтобы ранка могла затянуться. К счастью, она находится на нижней стороне моей челюсти, так что не слишком заметна.

– Я упала с велосипеда. – Я показала на свою ногу, которую она не видела сквозь леггинсы. – Больше всего пострадало мое колено.

Мама выложила хрустящую яичницу на тарелку.

– Детка, мне бы очень хотелось, чтобы ты подумала о получении водительских прав. Велосипеды небезопасны…

– Папа был за рулем машины.

Мама сжала лопатку в руках.

– И что же? Думаешь, он выжил бы, если бы ехал на велосипеде?

Я вздрогнула от ее громкого голоса, и кофе выплеснулся из моей чашки и стек по запястью.

– Нет. Я имела в виду не это…

– Энджи, я знаю, ты считаешь, что машины небезопасны, из-за того, что случилось с твоим отцом, но они намного безопаснее, чем кусок металла с двумя колесами и рулем. Я записываю тебя в автошколу. Как только ты получишь лицензию, сама будешь решать, водить машину или нет, но по крайней мере, у тебя будет возможность принять обоснованное решение.

Это не первый раз, когда мы ссоримся по поводу предпочтительного способа передвижения, но это первый раз, когда мама так сильно надавила на меня. Я была почти уверена, что моя голова треснет под давлением ее ультиматума.

Я уже собралась сказать ей, что она может записать меня, но я не пойду, но я вдруг поняла, как могу использовать это.

– Я сделаю это, если ты позволишь мне участвовать в конкурсе Моны Стоун.

Ее летний загар прямо стек с ее лица.

– Что?

– Я хочу отправить на конкурс песню, которую я написала. Ту, которую я тебе играла.

– Так вот зачем, – мамин голос задрожал, – ты ее написала?

Моя мигрень, кажется, мигрировала в грудь.

– Да.

Затаив дыхание, я ждала, пока мама скажет хоть что-нибудь. Предпочтительно «хорошо».

Она смотрела на застывшие яйца, как будто в ожидании их совета.

– Тебе даже не понравилась моя песня, так что я, скорее всего, проиграю. Это должно тебя успокоить.

Мама зажмурилась на миллисекунду, потом открыла глаза и посмотрела на меня. Еще до того, как ее губы зашевелились, я поняла, что она собирается сказать.

И она сказала это.

– Нет.

Мое сердце вырывалось из груди.

– Ну пожалуйста! – прошептала я.

– Нет.

Я так резко поставила кружку на стол, что кофе выплеснулся через край.

– Это несправедливо. Ты несправедлива. Я делаю все, что ты просишь. Я даже хожу с тобой на йогу каждую неделю, а ты не позволяешь мне сделать что-то для себя!

– Потому что ты можешь потерять гораздо больше, чем получить!

– Вау… – Слезы щипали мне глаза. – Ты даже не думаешь, что у меня есть шанс победить.

– Я этого не говорила, Энджи.

– Но ты так думаешь! – Я побежала вверх по лестнице, и от резких движений ушибленное колено заболело. – Папа бы понял. Лучше бы он был жив! Жаль, что не ты сидела в той машине, а он!

Что-то загремело на кухне.

Я зашла слишком далеко, но я слишком горда, зла и потрясена, чтобы вернуться назад, поэтому я хлопнула дверью своей спальни, прыгнула в кровать и свернулась калачиком, чтобы оплакать свою разбитую мечту.

Я ждала, что мама поднимется наверх. Я была уверена, что так и будет. Она из тех людей, которые если ссорятся, то доводят ссоры до логического завершения. Пока гнев не утихнет и стороны не помирятся. Из нее вышел бы хороший адвокат.

Я всхлипывала, и плач отдавался эхом в моей голове.

Прошло уже около часа, а она все еще не поднялась наверх.

Я не слышала, как хлопнула входная дверь, она точно не выходила из дома. Я подошла к окну, чтобы убедиться, что ее машина все еще стоит на подъездной дорожке. Она там.

Она ждет, пока я сама выйду к ней.

Или, может быть, она была так шокирована тем, что я ей крикнула, что больше никогда не захочет со мной разговаривать.

Моя мать – это вся моя семья… все, что мне нужно.

Я не могу потерять ее.

Я открыла дверь. Она скрипнула, а потом и половицы застонали под моими ногами.

Мама лежала на диване, читала книгу с раздавленным розовым цветком на обложке. Это в значительной степени описывало мое состояние – я была раздавлена. Я медленно подошла к ней.

Она не отложила книгу.

Даже не посмотрела на меня.

Дрожащими губами я прошептала:

– Я не хотела этого говорить, мам. Я не это имела в виду.

Она положила роман рядом с собой на диван, вздохнула и раскрыла объятия, а я упала в них.

Слезы стекали по моим щекам и впитывались в оборки ее блузки. Я не заслужила права рыдать – я бесчувственная, – и все же я просто не могла сдержать эмоции.

Мама гладила меня по голове.

– Ты не поднялась наверх. Почему ты не поднялась наверх? – прохрипела я, прижимаясь щекой к ее груди.

Ее напряженное сердцебиение стучало мне в ухо.

– Я подумала, что тебе пора научиться тушить огонь, который ты разжигаешь, детка. Большинство людей – не быки. Они не нападут на тебя. Они затаят злобу, и она будет гноиться. И это самое худшее. Твой папа всегда так делал. – Ее голос превратился в шепот. – Он затаил столько обид, что они убили его еще до того, как он умер.

Я вытерла глаза, шмыгнула носом и отстранилась от мамы.

– Например?

Мама так плотно сжала губы, что они почти исчезли.

– Я не хочу сейчас говорить о нем. Не тогда, когда я так эмоциональна. Боюсь, я могу сказать что-нибудь такое, о чем потом пожалею.

Мне потребовалось вся моя воля, чтобы не начать умолять ее рассказать мне что-нибудь еще о человеке, которого я не помню.

– Насчет того конкурса… Я понимаю, как ты нацелилась на него, но я не хочу, чтобы ты участвовала в нем.

Мои губы снова начали дрожать.

– Но почему нет?

– Потому что, детка, мне не нравится эта женщина.

Я высвободилась из ее объятий.