Книга Ярость рвет цепи - Александр Романовский

Курт двинулся к лестнице. Путь был свободен.

Волк начал торопливый подъем, шагая через две-три ступени. Пистолеты по-прежнему были в руках; Джейн балансировала на плече. Наконец все ловушки, одна за другой, остались позади. Волк остановился на площадке у выхода и по привычке проверил монитор. Затем принялся отодвигать засовы. Для этого пришлось убрать один пистолет. Но с одной лапой, с сестрой на плече, да при этом то и дело оборачиваясь, проверяя тыл, это оказалось далеко не простой задачей. Металлические полосы натужно скрипели, будто также не желали выпускать его наружу.

Наконец дверь открылась.

Курт развернулся и посмотрел вниз. Трое волков стояли там и смотрели на него, задрав головы. На всех трех мордах была написана неприязнь. Особенно враждебно смотрел на Курта, как ни странно, Мамот. Иррган глядел осуждающе, но без бешенства. Майкл, похоже, думал только о том, как бы завалиться спать.

— Кстати, Иррган, — сказал Курт, ткнув пальцем в сторону Мамота, — он спит с твоей дочерью.

Большая голова, посеребренная инеем, медленно повернулась к молодому волку. Мамот под этим взглядом весь будто сжался, а копье в лапе стало похоже на зубочистку.

Усмехнувшись, Курт вышел за дверь. Металлическая плита тихо встала на место.

Волк сунул оба пистолета за пояс, взял на руки сестру и… припустил что было мочи. Наверное, он впервые бежал с такой скоростью в непосредственной близости от убежища. Бетонные стены пролетали мимо с дикой скоростью. Невидимые сканеры едва успевали “разглядеть” быстроногое тело. Светильники, запаздывая, вспыхивали уже где-то за спиной.

Но Курт знал этот лабиринт как свои пять пальцев, иначе не избежать бы увечий ни ему, ни сестре, — бетон так и норовил заключить обоих в холодные объятия. Порой приходилось вписываться в поворот, и тогда волк притормаживал, менял центр тяжести и неестественно заваливался на правый или левый бок. Скорость не позволяла ему упасть. Курт внимательно прислушивался к ее тихим подсказкам.

Погони не было. Но это, впрочем, не удивляло: стая очень (и даже слишком) дорожила убежищем, чтобы решиться на какие-либо поспешные действия прямо у выхода. Курт в общих чертах представлял себе, что происходит сейчас внизу. Члены Совета, кряхтя и стеная, пробуждались ото сна, чтобы собраться вместе и выработать какое-то решение. Это будет отнюдь не просто: многие старики терпеть не могли друг друга, и противоречили соседу по поводу и без повода. Это была одна из причин, почему Курт взял дело в свои руки. Пока Совет пришел бы к определенному выводу касательно Джейн, та уже давно успела бы испустить дух.

Ну а теперь эта медлительность Совета была Курту только на руку. Пока старики договорятся, стоит ли отряжать погоню или лучше без спешки дожидаться беглеца, он уже будет далеко.

Курт оскалил пасть.

Прежде чем приступить к долгому подъему, Джейн вновь пришлось взвалить на плечо. Курт остановился у круглой шахты и, переводя дыхание, задрал голову. Это будет непросто, но другого выхода нет. Он сможет — сколько бы ни ушло на это времени и сил.

Сознание Джейн витало где-то далеко, следовательно, нечего было и мечтать, чтобы она сама держалась за брата. У Курта не было ни веревок, ни каких-либо других приспособлений, чтобы закрепить бессильное тело. Пояс явно был коротковат, кроме того, волк не доверил бы старой растрескавшейся коже столь бесценную ношу.

Сцепив челюсти, Курт начал подъем. Он двигался быстро, но не так, как хотелось. Сестра отягощала не слишком, и все-таки приходилось каждое мгновение беспокоиться, как бы она не соскользнула с плеча или не ушиблась о металлические прутья. Помимо этого, могло случиться так, что она неожиданно придет в сознание и, испугавшись, начнет кричать и брыкаться. Курт страстно желал, чтобы Джейн очнулась хотя бы на время, и в то же время молил богов, чтобы это произошло через десять минут, не раньше. (Когда-то старейшина пытался объяснить щенкам, в чем смысл теории относительности, однако ее истинная суть дошла до Курта только этой ночью.)

Таким образом, по-настоящему действовала только правая лапа — левой волк придерживал драгоценную ношу. Это ощутимо замедляло подъем, а также вносило ряд других неудобств.

Как бы там ни было, подземные уровни один за другим исчезали в шахте. А тело волка наполнялось густой и горячей усталостью, неспешно поглощавшей одну мышцу за другой. Правая лапа превратилась в рычаг из костей и сухожилий, потерявший всякую чувствительность. Она уже едва сгибалась в суставах, а пальцы не передавали ощущений, даже когда хватались за холодные шершавые прутья.

Курт продолжал подъем, стараясь ни о чем особенно не раздумывать. Тем не менее какая-то часть его мозга контролировала происходящее. Это были инстинкты, мотивы и схемы поведения (что уже почти превратились в инстинкты), впитанные с молоком матери.

В свете недавних событий волк сомневался, что когда-либо вновь попадет в убежище. Вся стая наверняка уже стоит на ушах. По такому случаю Совет не мог не собраться. Молодой волк где-то раздобыл оружие, похитил собственную сестру, а вдобавок угрожал соплеменникам! Старейшина наверняка дал добро на подключение к Сети, и волки, возможно, рыщут в информационном пространстве, стараясь раскопать хоть что-нибудь о проделках Курта… В Сети новости разносятся быстро.

Такое ЧП, как убийство четырех человек, сдобренное свидетельскими показаниями (более напоминающими рассказ в жанре horror), не могло не всплыть в самое ближайшее время.

Но, даже если стая ничего не узнает, участь волка уже была решена. Тот, кто посмел оскалить пасть на своих же сородичей, заслуживал только изгнания. На это, собственно, Курт и рассчитывал с самого начала. И все же он не мог исключать, что сестра захочет вернуться в убежище. У племени не было ни малейшего основания, чтобы отвергнуть волчицу. Кроме того, несмотря на собственные мотивы и чувства, Курт не мог просто вычеркнуть из сознания все, что туда вколачивали почти с рождения. “Выходишь на следующий уровень — оглядись. Видишь огни — подожди…”

Поэтому, продвигаясь наверх, он продолжал осторожничать. Но путь был совершенно свободен, даже тараканы-ремонтники куда-то подевались, не говоря уж об их хозяевах. Технические уровни плавали в непроглядной, густо-чернильной тьме, в которой даже волку удавалось разглядеть лишь общие детали. В воздухе, словно пудовая гиря, повисла напряженная тишина, прерываемая лишь дыханием Курта да клацаньем когтей о металл. Гул десятков машин был привычным фоном, в контрасте с которым каждый выдох гремел ружейным выстрелом.

Наконец круглый проем над головой чуть посветлел. Приглушенный свет показался Курту ослепительной вспышкой.

Волк высунул в отверстие голову и огляделся. Никого.

Картина совершенно не изменилась ни со времени спуска, ни со времени первого подъема. Да и с чего бы ей меняться? — спросил себя Курт. Поправив на плече сестру, он вскарабкался на бетонный пол. Все тело гудело, а правая лапа, казалось, вот-вот отвалится.

По привычке пригнувшись, волк двинулся в сторону лестницы.