Книга Горе мертвого короля - Жан-Клод Мурлева

Однако на следующее утро старуха встала на ноги и битый час расхаживала по палубе. Потом устроилась на носу и долго сидела там, подставив лицо ледяному ветру и не обращая внимания на брызги. Она выздоровела.

Бьорн, впрочем, получил лишнее тому доказательство в ту же ночь. Было часа два пополуночи, а он все ворочался без сна на своем соломенном тюфяке. В тесной каюте пахло плесенью, и ему захотелось выйти ненадолго на воздух. Луна, почти полная, освещала палубу и ртутно-серое море. Бьорн кивнул рулевому и пошел в сторону кормы.

У основания мачты был рундук, куда убирали запасную снасть. И в нем что-то шевелилось. Послышался писк, потом, с короткими интервалами, еще и еще. Бьорн подошел поближе и увидел скрюченную фигуру.

— Это ты, Брит?

Колдунья ответила невнятным ворчанием. Похоже было, что она что-то жует. Бьорн подошел еще ближе.

— Это ты, Брит? Смотрю, тебе уже лучше. Что это ты тут жу…

Договорить ему не дал едва удержанный рвотный позыв. В стиснутом кулаке колдуньи дергался зверек — несомненно, крыса, судя по свисающему хвосту. А челюсти Брит мерно двигались.

— Брит! Ты… т-т-ты… — заикаясь, выговорил Бьорн, — ты что, вправду… ешь крыс?

Вопрос был глупый, поскольку Брит в данный момент тем и занималась, что на самом деле ела крысу. Она глянула на него с усмешкой и, чтоб у него уж никаких сомнений не осталось, сунула в рот голову следующего зверька и одним махом откусила. Только хрустнуло, и писк прекратился.

— О, нет… — вырвалось у Бьорна, и он поскорей отвернулся, борясь с тошнотой.

Отходя, он услышал за спиной скрипучий смешок Брит. Колдунья была явно довольна произведенным эффектом. Он немного постоял, приходя в себя, потом спустился по трапу к своей каюте. Перед дверью Хальфреда были аккуратно выставлены сапоги карлика. Из-под двери пробивался свет. Бьорн тихонько постучал.

— Вы не спите, Хальфред?

— Нет. Заходите, если угодно.

Перед открывшейся ему картиной Бьорн остолбенел. Стоя на коленях у корзины, карлик тщательно складывал в стопку взятые с собой рубашки.

— Все перемешалось, никакого порядка. Бортовая качка… или килевая, никак не усвою, в чем разница…

В открытой корзине уже возвышались аккуратные стопки брюк, сюртуков и несколько пар разнообразной, но неизменно начищенной до блеска обуви. Бьорн углядел даже деревянное яйцо для штопки носков.

— Вы уверены, что все это вам необходимо?

— Нет. Но пусть будет, мало ли что.

— Вы правы, Хальфред. Мало ли что…

Вернувшись на свое ложе, он невольно задумался, разумно ли было отправляться на такое отчаянное дело, имея союзниками лишь маньяка-аккуратиста карлика и питающуюся крысами колдунью.

Порт, куда они прибыли, был сплошь припорошен тонким слоем снега. Это придавало причалам, невысоким домикам и стоящим на рейде кораблям мирный вид, нисколько не умеривший тревогу трех путешественников. Никто из них никогда не бывал на Большой Земле, и им казалось, что они высаживаются на неведомую планету — безмолвную, белую и исполненную угрозы.

Долго пришлось урезонивать Хальфреда, чтоб он в конце концов смирился с очевидностью: нельзя обременять себя дорожной корзиной. Уступив, он с сердечным сокрушением собрал себе более портативный узел. Но оставить скрипку отказался наотрез.

— Это хардангерфеле, — сказал он, — отец специально заказывал по моей мерке. Я беру ее с собой.

Едва сойдя на берег, колдунья Брит повела себя как животное, которое заперли в клетку, а потом выпустили за сто километров от прежнего места. Она принюхивалась, совалась туда-сюда. Между тем как ее спутники шли себе по набережной, она отирала стены, почти сливаясь с ними, а наткнувшись на жалкие три травинки, торчащие из-под снега, так и кинулась к ним, каждую обнюхала, покусала. Как здесь что называется, ей было не важно, ей только нужно было все незнакомое опробовать — глазами, нюхом, языком.

В экипаже, который Бьорн нанял, чтобы доехать до владений Герольфа, Хальфред сидел такой несчастный, что жалко было смотреть. Ехать неведомо куда уже само по себе было для него тяжелым испытанием, а пускаться в путь без большей части багажа — и вовсе кошмаром. Он безжизненно привалился к окну, прижимая к себе скрипочку и почти не глядя на открывающиеся по пути виды.

— Может, сыграете нам что-нибудь? — предложил Бьорн.

— Настроения нет…

Две лошади шли ровной рысью, однако перед отправлением кучеру стоило немалых трудов запрячь их.

— Да что это, какая их муха укусила? — недоумевал он: лошади упирались, мотали головами, шарахались в стороны.

— Это из-за меня… х-с-с… х-с-с… — объяснила Брит и отошла на несколько метров. — Лошади меня не любят… х-с-с… х-с-с… не знаю почему… если верхом сяду, разучаются ходить… х-с-с… х-с-с… запутываются в ногах и падают… так вот… х-с-с… х-с-с…

В карете она съежилась на сиденье и не открывала рта, но на первой же остановке соскочила с подножки и продолжила свои исследования. Разминала во рту снег, отколупывала ногтями кусочки коры, стучала камнем о камень, раскалывала их и пробовала на язык образовавшуюся пыль.

Ночевали на постоялом дворе, где обычно останавливался кучер. Бьорн и Хальфред заняли одну комнату на двоих. Брит же исчезла в ночи, и до утра никто ее не видел. Они не спрашивали, где она была.

Следующий день уже клонился к вечеру, когда кучер остановил упряжку на вершине какого-то холма.

— Вон, видите, река, — сказал он. — Мост перейдете — и вы на землях господина Герольфа. Дальше не поеду, дамы-господа.

Видно было, что он боится и ни за что не согласится продолжать путь.

Бьорн расплатился, и они проводили глазами удаляющийся экипаж. А когда стук колес и копыт затих, постояли, пытливо вглядываясь в открывающийся с холма пейзаж.

По равнине ленивыми излучинами извивалась речка. Там и сям белели на зелени круги смерзшегося в тонкую корку снега. И больше ничего, только они трое, предоставленные с этой минуты самим себе. С севера потянуло острым пронизывающим ветерком. Где-то в той стороне был мальчик, за которым они пришли.

Не спрашивая ни у кого согласия, Брит явочным порядком возглавила маленький отряд. Она перешла мост и, не оглядываясь, черная, скрюченная, зашагала дальше по травянистому проселку. Бьорн и Хальфред последовали за ней. Как она весь этот день определяла, куда идти? Было что-то звериное в ее методах ориентирования. Она то ловила ветер верхним чутьем, как охотничья собака, то утыкалась носом в землю, скребла ее, принюхивалась и уверенно двигалась дальше. Иногда она внезапно тянула своих спутников куда-нибудь в ров, или в густой кустарник, или за скалу. «Идет кто-то… х-с-с… х-с-с…» — говорила она, мотнув подбородком туда, где они только что находились, и все трое затихали в своем укрытии. Через несколько минут действительно кто-нибудь проходил — крестьянин с киркой на плече, мальчишка, а то и отряд вооруженных мужчин.