Книга Торг с мертвецами, часть 1 - Марина Баринова

Виттория укоризненно покачала головой и поджала губы.

— Не задерживайся, — сказала она и последовала за мажордомом. Слуги уже вовсю разбирали многочисленный скарб, привезенный Деватонами из путешествия.

— Конечно, — проговорил он ей вслед и смахнул плюхнувшуюся на лоб каплю.

«Знакомый взгляд. Когда вернусь, получу по самую макушку. Она будет ворчать и журить за беспечность, клясться, что больше не станет меня лечить, если я не задумаюсь о здоровье… Боги, как же приятно знать, что о тебе кто-то заботится».

И все же Демос отчетливо помнил, как эта прекрасная во всех отношениях женщина без доли сомнения всадила вилку в шею покушавшегося на него человека. В Виттории Аро-Деватон текла горячая гацонская кровь, и забывать об этом было опасно. Даже ее супругу.

Шум дождя заглушал все тихие звуки, но Демос спиной почувствовал, как Ихраз сдвинулся с места.

— Пойдем, — приказал он телохранителю, и вместе они двинулись к небольшой домовой часовне, прижавшейся к огромному крылу имения. Мраморная крошка неприятно хрустела под сапогами, пока Демос торопливо шел по дорожке. — Есть новости?

— Множество, полагаю. Пока вы будете беседовать с матерью, мастер Юн предоставит мне отчет.

— Славно. Пусть и со мной поделится.

— Я ему не доверяю.

— Только Юну или всем людям Арчеллы?

Ихраз помедлил с ответом.

— Мастер Арчелла работает с нами за деньги, — наконец пояснил он. — Если кто-то предложит им больше…

Демос резко остановился и уставился на эннийцу прямо в глаза:

— Полтора года назад тебе тоже кое-что предложили, и ты меня предал, хотя ни разу не давал повода сомневаться в тебе все двадцать лет, что служил мне. Ты хорошо помнишь, чем все тогда закончилось, верно? — Ихраз опустил глаза. — Лахель была верна нам обоим, и то, что с ней случилось, произошло по твоей вине. Тогда погибло много тех, кто не заслуживал смерти. И многие из тех, кто заслужил кары, остались безнаказанными и сохранили власть. Заруби себе на носу, Ихраз: если человек захочет предать, он найдет способ это сделать. Ни деньги, ни страх, ни любовь его не удержат. — Энниец обреченно кивнул. — Я простил тебя. Дал второй шанс, ибо ты совершил ошибку и заплатил за нее сполна. Теперь я жду не просто службы. Я жду, что ты будешь видеть на несколько шагов вперед. И ошибок более не потерплю. Тебе ясно?

— Да, господин.

— Не смей обвинять тех, с кем работаешь, не имея на руках доказательств. Но если найдешь их, не утаивай.

— Я понял вас. Простите, господин.

«Надеюсь, после всего, что тогда случилось, у тебя появились особые причины сохранять мне верность и впредь».

— Поживем — увидим, — холодно ответил Демос. Они подошли ко входу в домовое Святилище, канцлер потянул мокрое кованое кольцо двери на себя. — Юна проводи в мои покои. Хочу лично выслушать все, что он скажет. А сейчас позаботься о том, чтобы нам с матерью не мешали.

«Ибо разбираться с многочисленными родственниками куда сложнее, чем играть в политику».

* * *

В этот час Святилище пустовало. Демос увидел лишь одного служку, старательно вычищавшего воск из подсвечников. Стекла в огромных витражных окнах потускнели: лишенные солнечного света, они не отбрасывали бликов на ряды скамей и каменный пол. Мраморная статуя Последнего сына Хранителя Гилленая наполовину скрылась во тьме алтарной ниши. Воздух застыл, всюду стояла тишина. Казалось, бог покинул это место.

«Если вообще когда-нибудь его посещал».

Служка встрепенулся, отвлекся от подсвечников и поклонился канцлеру, когда тот проходил мимо. Демос едва склонил голову в ответ и направился к богато украшенной резьбой и позолотой двери — входу в Зал Поминовения.

Вместе с Учением о Пути и верой в Хранителя латанийцы принесли на материк множество традиций, перекочевавших в быт местных жителей. Многие из новых обычаев касалась отношения к мертвым. Раньше на материке было принято хоронить покойников в земле. Прощание сопровождалось множеством обрядов, тризной, принесением клятв. На могилах высаживали деревья, кустарники или цветы, посвященные многочисленным богам-покровителям — считалось, что дух усопшего перейдет в растение и станет молчаливым стражем родной земли.

Латанийцы со своим Хранителем изменили все.

Светловолосые красавцы, прибывшие с острова Латандаль, принесли не только нового бога, но и новый порядок. В их распоряжении не было бескрайних просторов, они не могли позволить себе растрачивать земли на рощи для умерших собратьев, а потому своих покойников сжигали и верили, что их души после смерти отправлялись на небеса в Хрустальный чертог. А раз так, то зачем возиться с бесполезной телесной оболочкой? Развей прах по ветру в красивом месте да надейся когда-нибудь встретиться с покойником на небе, ибо важна лишь душа. Для жителей материка такой подход оказался еще и практичным, поскольку своевременное сожжение трупов останавливало распространение болезней.

«И все же наиболее полезной оказалась сама идея веры в единого бога. Больше контроля, меньше выбора. Но осознавали ли латанийцы, во что мы превратим их философию? Могли ли они предугадать, что из их простого учения вырастет Эклузум, чье влияние будет соперничать с властью императоров и королей? И прибыли бы они сюда, зная, насколько мы извратим их Путь?»

Как бы то ни было, в империи сжигали покойников уже много столетий. Однако древние обычаи смешались с новыми традициями и образовали довольно занятный сплав. Здесь было принято оставлять прах на память. По этой причине в имении Деватонов и появился Зал Поминовения.

Прах усопшего члена семьи делили на несколько частей и отправляли в города, с которыми тот был связан. У Деватонов таких было три: имение в Миссолене, родовой замок в Амеллоне, столице Бельтерианского герцогства, и замок Вилатан в одноименном графстве.

Часть пепла, оставшегося от Ренара, отправили в Амеллон, другую — в Эклузум, ибо младший брат Демоса был братом Ордена, а оставшееся леди Эльтиния приказала разместить в Миссоленской резиденции.

«Ибо Ренар родился в Амеллоне, служил в Эклузуме и погиб здесь же, в Миссолене. От моей собственной руки. Прошло полтора года, но она все еще не желает меня видеть. И вряд ли снова захочет».

После смерти младшего сына леди Эльтиния, самая яркая звезда Миссоленского двора, замкнулась в себе и отстранилась от светской жизни. Год, как и было положено, она носила строжайший траур, но даже по окончании этого срока не пожелала снять обета. Пиры и званые ужины в имении Девтонов прекратились. Умолкла музыка. Опустели сады. Демос не любил пышных торжеств, что Эльтиния устраивала с неуемной энергичностью, но сейчас, когда имение на долгие месяцы погрузилось в оцепенение, чувствовал, что ему не хватало тех ненавистных шума и суеты.

Вдовствующая герцогиня, потратившая столько лет на укрепление власти Дома Деватон, более не интересовалась ни политикой, ни богатством, ни блеском. Практически все время она проводила в Зале Поминовения или в оранжерее. Любимые розы остались едва ли не единственной ее земной радостью.