Книга К чёрту мечты! - Сусанна Ткаченко

— Четыре.

— Плевать!

Дальше мы не считали.

Меня накрыло мощное тело, которое туманило мозг любимым запахом, а его тяжесть показалась сейчас самой необходимой, желанной и правильной вещью на свете. Я обвила Тима ногами, чтоб не вздумал уйти, и прижала к себе.

Он никуда деваться от меня и не собирался, но и не спешил исполнять просьбы: ловя стоны губами, исследовал пальцами мои жаркие глубины, подготавливая к своему вторжению. Я была близка к пику наслаждения, когда, почувствовав это, Тимьян больше не мешкал.

Он направил своё оружие прямо в готовые для него ножны. Не побоюсь этого слова. Ну а как ещё добропорядочная мейси должна описать то действо? Не «приставил член к входу в девственную дырочку» же? Правда?

Когда он сделал рывок и, преодолев преграду, оказался во мне, заполнив собой всю пустоту, я поняла — рай есть! И даже короткая вспышка боли, которую я уняла целительским даром, не омрачила это долгожданное единение.

Внутреннее чувство наполненности желанным мужчиной я не могу сравнить ни с чем. Его движения, исполненные мукой и стремлением к разрядке, его поцелуи! Я ни о чём не жалела и не пожалею никогда!

Действо длилось недолго. Экстаз нас накрыл одновременно, я это точно знаю: когда яркие вспышки заставили меня выгнуться и закричать, я слышала над ухом победный рык и почувствовала, как пульсирует его член, наполняя меня горячим семенем. Боги! Это непередаваемо!

Тим скатился с меня только спустя минут пять и, прижав к себе, запустил руку в мои волосы.

— Яни, сладкая девочка. Ты теперь моя.

Именно это меня отрезвило и заставило вспомнить всё то, что я обдумала и решила заранее.

— Тим… Я ни о чём не жалею и мне было очень хорошо с тобой, возможно, мне никогда больше ни с кем в жизни так не будет, но, пойми. Это. то, что сейчас было, ничего не значит. Мы из разных миров, и вынуждены расстаться. Прости меня, но тебе лучше уехать. Контракт выполнен, и нет смысла больше оставаться на ферме.

Глава 10 Удар

Бестемьян

Вот так, оказывается, рушатся мечты. Ночь, которая должна была стать самым ярким, важным и главным событием превратилась в то, что я никогда в жизни не захочу вспоминать. Сегодня я хотел рассказать Янгелис о том, кем являюсь на самом деле и, нет, не предложить стать любовницей, как собирался раньше. Она достойна большего и оскорблять её своим предложением я бы уже не решился.

Я хотел предложить ей начать встречаться официально и, возможно, когда-нибудь. Я, как последний влюблённый идиот, уже даже допускал мысль о совместном будущем… Но она меня опередила.

Сначала я не поверил своим ушам. Что она сказала? Я просто смотрел на неё и медленно осознавал, что только что, после самого улетного секса, который у меня был, девушка, которая отдала мне свою девственность, с виноватым видом сообщает, что это ничего не значит и просит уехать. Она сейчас сказала то, что обычно говорил я своим временным партнёршам. То, что я бы сказал Малене перед отъездом. Может быть, другими словами, но суть была бы та же.

Уму непостижимо! Булка оказалась права: Янгелис — стерва, которая готова наплевать на всех, кто не вписывается в её планы. Перед глазами появилась красная пелена, а в груди заныло сердце или, может, это была душа, которая осознала, что девушка, в которую я влюбился, меня прогоняет навсегда. Без сожаления и лишних сантиментов.

— Я понял тебя, — только и смог сказать я тихо. Голос срывался.

— Тим, прошу, прости меня. Но ты должен понять, — начала оправдываться она. — Передо мной великая цель: я должна вывести "Пегасы и Рассвет" на высший уровень, иногда мы обязаны забыть о своих чувствах…

— Не надо больше ничего говорить. Я все понял с первого раза. Уходи. Мне нужно собираться.

— Тим, ну не прямо же сейчас, утром полетите. Не нужно улетать в ночь.

В её глазах блестели слёзы, но жалости они не вызывали. Моя душа тоже рыдала навзрыд, но её никто не щадил и жалеть не собирался.

— Уходи.

— Тим, прошу. Не надо так…

— Уходи, Янгелис, — не выдержав, рыкнул я. Слишком больно её видеть, — убирайся. Хватит уже издеваться надо мной.

Она отшатнулась и, приведя одежду в порядок, покинула сначала сеновал, а потом и изолятор. Кажется, она всхлипывала, но я не уверен. В ушах стоял гул от боли, которая мне никогда раньше не была ведома.

Спустился в свои апартаменты и начал швырять вещи в сумку, вымещая на них свою ярость, словно это они виноваты в моих бедах. Потом стоял под душем минут тридцать, смывая с себя её запах и пытаясь хоть немного успокоиться. Почти не помогло, но дальнейшие сборы много времени не заняли, и примерно через час мы с пегасами уже были высоко в небе. Мы спешно покидали место, где короткое время я был так счастлив, где впервые влюбился, где мне разбили сердце, место, которое я никогда в жизни не забуду, как и ту, что использовав меня, выбросила будто старую тряпку. Если бы я умел, я бы, наверное, рыдал всю дорогу, но я не умел, и поэтому занимался самобичеванием.

Где-то в глубине души тоненький голосок совести говорил мне о том, что сам — то я ничего серьезного Янгелис пока не предлагал, и правду о себе рассказывать не спешил, а ещё, что всё произошедшее — моё наказание за прошлую разгульную жизнь. Возможно, я просто хотел найти оправдания её поступку, но легче мне от всего этого не становилось.

Однозначно, это лето преподнесло мне много важных уроков: сначала учителем выступила Розамунда, а потом и Янгелис. Спасибо им. Я прилежный ученик и теперь за пятый курс можно не переживать. С гулянками покончено.

К дому подлетели на рассвете: особняк и его обитатели спали.

Растолкал в конюшне дежурного конюха и, передав ему пегасов, поднялся в свою комнату. Завалился спать, даже не раздеваясь, и уснул мгновенно, видимо, все силы меня покинули от переживаний. Продрых без сновидений до самого обеда, но обычное облегчение (ну вот то, которое всегда бывает, когда проснёшься поутру, а вчерашняя большая проблема кажется пустяком) так и не наступило. Мне было так же больно, как и до сна, и злость моя никуда не делась, а ещё к ним прибавилась глухая тоска… По коварной стерве Янгелис.

— Что с тобой, Бест? — брат задал закономерный вопрос, когда я спустился в столовую. Вид у меня был потрёпанный. — Что ты опять натворил?

Он знал, что я вернулся под утро, неожиданно раньше, чем планировал и поэтому смотрел на меня озабочено: что тут поделать, моя репутация делала меня без вины виноватым. Только вот вся проблема была в том, что я ничего не натворил. Поморщился, это было неприятно.

— Влюбился, — буркнул я.

Нет смысла скрывать от брата сей прискорбный факт. С кем же ещё я могу поделиться наболевшим и попросить совета, кроме него?

В брате я уверен. Можно считать, что Себастиан сам меня вырастил несмотря на маленькую разницу в возрасте, и я точно знаю, что он всегда на моей стороне.