Книга ОСВОД. Хронофлибустьеры - Виктор Точинов

Впрочем, г-жа Лернейская уверяла, что ни легенда, ни заботливо подготовленные документы не потребуются. Дескать, ни морские пограничники, ни обитатели шведского берега даже не посмотрят в нашу сторону, а если случайно взглянут, – тут же позабудут, что увидели. Она, мол, сама приглядит за этим, – со стороны, с «Медузы», остающейся в нейтральных водах.

В ее телепатических и суггестивных талантах я не сомневался. Но предпочел перестраховаться, разрабатывая план операции. Разные накладки случаются.

А вот без Соколова я предпочел бы обойтись и устроить инсценировку лишь с помощью Ихти и Импи. Но он настоял на необходимости своего участия: дескать, у нас нет его опыта в работе с уликами, – вполне можем недоглядеть, разбрасывая по берегу улики фальшивые, на чем-нибудь проколоться. Начальство вняло таким резонам и мы отправились вчетвером (если, разумеется, не считать паспома Савича).

…На экранчике картплоттера яркая точка, отмечавшая наше местоположение, наползла на синюю линию. Территориальные воды. Сейчас «Медуза», следующая в полумиле от нас параллельным курсом, отстанет, сбавит ход и ляжет в дрейф. Дальше сами…

Я бросил взгляд на левый обзорный иллюминатор, желая убедиться, что все идет по плану. Радиосвязь из соображений конспирации мы не поддерживали. Взглянул и…

И вместо силуэта «Медузы» увидел, как в сумраке северной белой ночи рванулся к небу огромный огненный столб. Мгновением спустя докатился грохот взрыва.

Шлепнув по клавише автопилота, я метнулся на палубу в иррациональной надежде, что произошло какое-то дикое совпадение, что «Медуза» цела, что взорвалось что-то другое…

Яхты, напоминавшей звездолет тридцать первого века, не увидел. Столб огня опал, но какие-то обломки еще горели на воде.

Ротмистр, выскочивший из кормового салона, что-то спросил, я не понял его слов… Стоял, оцепенев, Соколов спросил еще что-то, я вновь не понял и не ответил, – он махнул рукой, прошел на нос, вглядывался в сумрак, где постепенно гасли разбросанные по морю куски пламени.

«Надо подвести яхту туда, кто-то мог уцелеть», – мысль была словно не моя, чужая, холодная и рассудочная. Однако правильная. Я шагнул к рубке, но тут палуба ушла из-под ног, и словно бы громадный кулак вмазал нокаутирующим ударом по всему телу, и мир со страшным грохотом развалился на куски.

Не стало ничего.

* * *

Не знаю, сколько я провалялся без сознания, – когда открыл глаза, вокруг была та же белесая ночь. Болело всё. Мышцы откликались на команды мозга неохотно, с запозданием. А в спине у меня, судя по ощущениям, застрял раскаленный обломок.

Яхта оставалась на плаву, хоть и дала сильный левый крен, но видел я ее в каком-то странном ракурсе. Кое-как сообразил, что лежу на самом краю палубы, а раскаленная железяка в спине – всего лишь стойка леерного ограждения, в которую меня впечатала взрывная волна. Стойка спасла меня от падения за борт, но ценой сильнейшего ушиба хребта, и если только ушиба, то повезло…

Игнорируя бурные протесты позвоночника, я попробовал подняться на ноги. Кое-как удалось с третьей попытки.

По лицу тут же потекла кровь, – на ощупь обнаружилось рассечение над бровью, неглубокое, но зацепившее сосудик и оттого обильно кровившее. Запястье саднило – часы были раздавлены, разбиты ударом о что-то твердое, и я мимолетно порадовался, что не взял Дану с собой, оставил в «Капитане Флинте» (попади мы вдруг в лапы шведских пограничников, те бы наверняка изъяли все девайсы с целью покопаться в электронной памяти).

Других повреждений вроде не обнаружилось, если не считать последствий сильной контузии… Можно считать, легко отделался.

Яхта тоже легко отделалась в сравнении с разлетевшейся на куски «Медузой». Часть борта и настил палубы разворочены – как раз в районе двигательного отсека. Судя по характеру разрушений, никто извне нас не обстреливал, что-то там, в отсеке, взорвалось… Никаких признаков пожара, но воздух буквально пропитан резким химическим запахом, – наверное, вылился электролит из поврежденных аккумуляторов.

Что с остальными? Особенно я беспокоился за сестричек, – они находились в салоне, невдалеке от эпицентра взрыва. Соколов-то ладно, сильнее меня пострадать не мог, он очень удачно отошел на нос…

Очень удачно…

Очень удачно…

Эти два слова крутились в голове, как обрывок песни на заевшей пластинке. Мне казалось, что я иду к рубке, иду и не могу дойти, хотя надо было сделать два шага, – но так лишь казалось, и я стоял, где стоял, не в силах выпустить леер из скрюченных пальцев. Тело объявило итальянскую забастовку. Боль в спине становилась все сильнее.

Ладно хоть голова соображала… Но с трудом: «Очень удачно, очень удачно…» – продолжала гнуть свое пластинка с дефектом. А затем прозвучал неразборчивый гнусавый голос:

– Ты приляг, а то сейчас за борт свалишься.

Из-за рубки вышел Соколов, сдернул с лица респиратор и произнес более внятно:

– Приляг, приляг… Помощь на подходе.

Пока я валялся без сознания, он успел натянуть бронежилет. А в руке держал револьвер – здоровенный, «Кольт-анаконда», кажется. При том, что никакого оружия мы не должны были брать на операцию, опять-таки на случай встречи с погранцами… Но я не удивился. Не время удивляться.

Удивляться надо было раньше. Например, тому, что Соколов тащит на «Медузу» ни свет ни заря какой-то сверток. Или тому, что именно он умудрился обнаружить сплющенную свинцовую пулю на огромном теплоходе, и единственное ядро отыскал тоже он, никому другому такие трофеи не попадались…

При словах «помощь на подходе» Ротмистр изобразил указующий жест, но обернулся я с большим запозданием. И увидел приближающийся галеон «Жираф». На мгновение залюбовался, хоть и понимал, что не время и не место… Но больно уж он был красив в полумраке белой шведской ночи, натуральный корабль-призрак, беззвучно скользящий по водам…

Курс галеона был направлен в чуть сторону от нашей разбитой яхты. Но с борта уже спустили шлюпку – большую, мореходную, – и в нее садились матросы, десятка полтора. Логично, разница в размерах с нашей полуразрушенной яхтой делала для «Жирафа» классический абордаж затруднительным. Расстояние пять-шесть кабельтовых, скоро хронофлибустьеры будут здесь.

– Только не затевай глупостей, – сказал Соколов, когда я вновь повернулся к нему. – Это, знаешь ли, сорок четвертый калибр. Попаду в ногу – и не станет ноги. А я попаду, будь спокоен.

Дуло «Кольта» уставилось на меня, не то приглядываясь, не то принюхиваясь.

Будь я в хорошей форме, наверняка бы сделал глупость, так мне хотелось разорвать Ротмистра голыми руками. Я не верил, что после кабинетной прокурорской работы он обладает навыками суперменской стрельбы. Но одним прыжком разделяющее нас расстояние не одолеть в нынешнем моем полуинвалидном состоянии. Суметь бы доковылять, да и то сомнительно, что получится. Кто угодно успеет тщательно прицелиться, – и не промахнется.