Книга Три позы Казановы - Юрий Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не надо никуда бегать, Андрей Львович! Современная женщина с пустыми руками в гости не ходит.
Она вышла в прихожую, вернулась с пакетом «Суперпродмага» и выставила на стол бутылку красного французского вина, коробку швейцарского шоколада и шикарно упакованную кисть янтарного винограда. Все ягоды в грозди были совершенно одинакового размера, напоминая шарики, извлечённые из большого подшипника и сложенные в виноградную пирамидку. Затем Наталья Павловна изучила посудное содержимое серванта, извлекла оттуда два пыльных фужера и подозрительно их осмотрела.
– Пойду вымою. А вы пока… Штопор там! – Она кивнула на нижние створки серванта, подклиненные сложенной бумажкой.
– Откуда вы и это знаете?
– Здесь в «Ипокренино» всё одинаковое. Кроме людей.
Она ушла в ванную и включила воду. Кокотов стремглав выскочил из-под одеяла, сорвал с ног дырявые носки, добыл из чемодана свежие, натянул, затем по-солдатски быстро оделся, пригладил пятернёй волосы и даже успел для освежения дыхания пшикнуть в рот дезодорантом Superbody из баллончика, счастливо забытого на столе. Глянув на себя в зеркальный мрак ночного окна, он остался доволен. Когда Наталья Павловна, нарочно задержавшаяся в ванной, чтобы дать ему время привести себя в порядок, вернулась в комнату с вымытыми бокалами, Андрей Львович уже второй раз вворачивал в пробку старенький штопор. С первой попытки тот сорвался.
– Погодите! – поняв, в чём дело, сказала она. – Переверните бутылку и подержите вниз горлышком. Вот так. Теперь дёргайте!
Чпок!
– Минутку! – Она взяла и внимательно осмотрела пробку. – Нормально. Пить можно.
Кокотов, как и положено, плеснул немного вина сначала себе – и на рубиновой поверхности закружились кусочки раскрошившейся пробки. Потом он галантно налил гостье, а в завершение дополнил и свой бокал до нормы.
– За нечаянную встречу! – произнесла Лапузина с улыбкой.
– За встречу! – он торопливо отхлебнул, чтобы заглушить дезодорантовую гнусность во рту.
– Роскошное вино! – похвалила она, прикрыв глаза от удовольствия.
– Терпкое, – подтвердил Андрей Львович, сложив рот в дегустационную гузку, хотя на самом деле никакого вкуса после Superbody не почувствовал.
– Очень тонкий фруктовый оттенок…
– Смородиновый, – уточнил писатель, незаметно смахнув с губ пробочный сор.
– Знаете, о чём я подумала, когда вы наливали вино?
– О чём?
– Я подумала: почему-то считается, что первому мужчине женщина достаётся во всей своей чистоте и непорочности…
– А разве это не так?
– Разумеется, нет. Первому мужчине достаётся весь девичий вздор: гордыня неведенья, подростковые комплексы, глупые надежды, случайный разврат, происходящий от незнания собственной души и тела… В общем, все эти крошки и мусор… – Она кивнула на кокотовский бокал. – Зато позже, с опытом, женщина становится по-настоящему чистой, непорочной, верной, цельной и пьянящей, как это вино. И счастлив мужчина, его пьющий!
Они чокнулись и отхлебнули ещё.
– Вам не нравится вино? – проницательно усомнилась Наталья Павловна. – Или вы со мной не согласны?
– Ну что вы?! Чудо! – отозвался Кокотов, зажевывая виноградом жгучую химию дезодоранта. – Возможно, вы в чём-то и правы…
– В чём же я права?
– Женщины, с которыми лучше завершать жизнь, нравятся нам обычно в самом начале. И наоборот: те, с кем стоит начинать свою жизнь, влекут нас лишь в зрелые годы.
– Роскошная мысль! – воскликнула Лапузина и посмотрела на Кокотова с тем особенным интеллектуальным любопытством, которое дамы удовлетворяют обычно только в постели. – Надо обязательно почитать ваши книги!
– Я работаю больше под псевдонимами…
– Это не важно. Фамилия не имеет значения. Оттого, что я двенадцать лет назад сделалась Лапузиной, я не перестала быть Обояровой…
– Обояровой?!
– Обояровой! Ну теперь-то вы меня наконец вспомнили?
– Вспомнил!
Ещё бы! Как не вспомнить, если из-за этой мерзавки он чуть в тюрьму не сел! А дело было как раз наутро после овладения Невинномысском. Счастливо утомлённый, Кокотов лежал в своей вожатской келье. Добрая Людмила Ивановна, войдя в его любовное положение, разрешила юноше подремать до построения. Она была довольна, что напарник забыл наконец шалопутную Таю и обрёл радость познания с вполне приличной девушкой – Леной Обиход.
Итак, он предавался, быть может, самому упоительному занятию: лелеял нежные образы ночного свидания, уже освобождённые услужливой памятью от ненужных земных подробностей, раскладывал, поворачивал, разглядывал их так и эдак, гордо перебирал, как в детстве – свою коллекцию немногочисленных монет. И тут в комнату влетела бледно-серая, точно казённая простыня, Людмила Ивановна. Держась за сердце, она прошептала: «Обоярова пропала!»
– Как пропала?! – Андрей вскочил, схватил с тумбочки, словно табельное оружие, воспитательно свёрнутую газетку и собрался бежать на поиски прямо в трусах. – Когда пропала?
Из задыхающегося рассказа воспитательницы выяснилось, что хватились за завтраком, но девочки, спавшие на соседних кроватях, уверяли, что когда их разбудил утренний горн, Наташина постель была уже пуста. Возникло предположение, что она раненько ушла встречать на Оку рассвет – зрелище действительно необыкновенное. И хотя в планах культурно-массовых мероприятий значился коллективный поход «Зравствуй, солнышко!» (был даже составлен поотрядный график), дети всё равно бегали встречать зарю в одиночку или, чаще, попарно. Солнцепоклонники хреновы! Ну хорошо, допустим, встретила. Почему не вернулась к подъёму или завтраку? Куда делась? Ясно куда: полезла купаться, а там течение и ледяные ключи бьют! И это было самое страшное!
– Вы знаете, кто у неё дед? Академик! – кричала оповещённая Зэка.
– А хоть бы и слесарь! – пробормотал Ник-Ник. – Всё равно девочку жалко…
– А может, у неё… как сказать… роман с каким-нибудь деревенским? – предположила медсестра Екатерина Марковна, совсем к тому времени запутавшаяся с лагерным шофёром Михой.
– У Обояровой?! Да вы с ума сошли!
– Но ведь Мухавина в прошлом году бегала в деревню к киномеханику. А у неё отец – главный инженер!
– Замолчите! – истерично крикнула директриса. – Обоярова ещё совсем девочка. А ваша Мухавина…
За Мухавину, которая в свои пятнадцать (по рассказам очевидцев) была уже на редкость грудобёдрой девицей, Зэку разбирали на заседании парткома министерства. Только неопровержимое медицинское свидетельство о том, что до кинокрута девчонка бегала ещё к кому-то, причём с вовремя ликвидированными последствиями, спасло Зою от выговора с занесением.
– Ищите, ищите! – твердила она, глядя на Кокотова с мольбой и обидой.
