Книга Ласковый обманщик - Джуд Деверо

— Подай-ка мне кусочек масла, — сказала она, впившись в него взглядом. — Нет, лучше два.

С улыбкой на лице он подал ей масло и пластмассовый ножик.

— Если ты беспокоишься, как отработать эти калории, я знаю одно отличное упражнение.

Саманта была слишком сосредоточена на этой восхитительной булочке, чтобы обращать внимание на его слова. Шоколад! Свежее пшеничное тесто! Расплавившееся масло!

— Черт побери! Саманта, прекрати так смотреть на еду! — рявкнул Майк с неподдельным гневом в голосе. Потом крепко схватил ее руку, поднес ко рту и откусил от булочки, поймав при этом палец Саманты своими теплыми губами и слизнув с него масло. Во взгляде его была страсть.

Она вырвала руку:

— Есть хоть что-нибудь, что может отбить у тебя охоту…

— Не-а, — равнодушно произнес Майк, облизывая свои пальцы. Затем он лениво встал с кровати и потянулся.

Булочка застряла у Саманты в горле. Она смотрела на его широкие плечи, тонкую талию, крепкие бедра. Такая демонстрация тела заставила ее забыть даже о шоколаде.

Она быстро отвела взгляд, надеясь, что Майк не заметил, как она на него уставилась. Он проворно наклонился и собрал в пакет остатки еды.

— Почему ты… я хочу сказать, — она прочистила горло, — почему ты так выглядишь?

— Что ты имеешь в виду? — спросил он нарочито наивным голосом.

Саманта знала, что он хочет добиться от нее комплимента. Конечно же, ему хотелось услышать что-то вроде: «Почему у тебя такие мускулы?», или «Почему ты похож на греческого бога?», или «Отчего у тебя такое тело, которое мечтал бы изваять Микеланджело?». Но вместо всех этих слов, которые уже были у нее на устах, она только посмотрела на него так, будто говорила: «Сам знаешь, что я имею в виду».

— Занимаюсь со штангой и гантелями, — объяснил он, взяв поднос с кровати и поставив его на письменный стол.

— Как на Олимпийских играх?

Майк насмешливо хрюкнул.

— Хорошенькие мальчики… Олимпийский вид спорта — поднятие штанги, а то, чем занимается Шварценеггер, — так это культуризм. Я поднимал тяжести на состязаниях в колледже. Тяжелые железяки. Теперь же я только поддерживаю себя в нормальном состоянии.

— Насколько я понимаю, настоящие мужчины «поднимают тяжести», — сказала Саманта, пытаясь скрыть улыбку.

Он сделал вид, что не замечает ее насмешки, и тоже улыбнулся. Потом внезапно схватил ее вместе с простыней, стащил с кровати и, открыв дверь, вынес на террасу под аккомпанемент громких требований Саманты опустить ее на пол.

— Поставь меня! — верещала она, прижав руки к телу и изо всех сил стараясь не прикасаться к Майку.

Он перевесил ее через перила террасы и сделал вид, что сбрасывает вниз, манипулируя ее телом так, будто оно было пушинкой.

Саманта взвизгнула от испуга и схватила Майка за шею, крепко прижавшись к нему.

— Вот это мне нравится, — заявил он, тычась в нее носом. Но стоило Саманте чуть расслабить объятия, как он тут же начал расслаблять свои мышцы так, что она стала сползать и вновь чуть было не свалилась вниз. И опять была вынуждена крепко обхватить его.

Саманте нравилось, когда Майк держал ее на руках. Очень нравилось… Он был такой большой, теплый и такой сильный. Когда он прижался губами к ее шее, на какое-то мгновение она закрыла глаза.

— Саманта, — прошептал он.

— Пусти меня, — ее голос был серьезен. Она сумела удержать себя в руках, чтобы не поддаться на его мольбу и подавить возникшее желание.

— Расскажи мне, что тебя тревожит, — мягко произнес он, поставив ее на ноги. Его рука осторожно коснулась ее щеки.

Саманта открыла рот, чтобы начать говорить, но внезапно, не произнеся ни слова, отошла от Майка прочь. И после небольшой паузы произнесла заученной скороговоркой:

— Понятия не имею, что ты имеешь в виду. Если я кажусь тебе немного странной, так это все оттого, что я недавно похоронила отца и пережила развод. Сомневаюсь, что после таких травмирующих событий любой другой человек не вел бы себя странно.

— Ты долго писала и репетировала эту речь? — поинтересовался он. И в ответ на ее возражения поднял руку, чтобы она замолчала. — Я больше не желаю выслушивать твою ложь и банальности. Пожалуй, тебе хорошо бы одеться, а затем спуститься вниз и сесть за компьютер. А еще лучше — сесть работать, не одеваясь.

И хотя Саманта тяжело вздохнула, демонстрируя свое отчаяние, она на самом деле радовалась, что он уже не так серьезен. Однако, думала она, для такого счастливца и баловня судьбы Майк был что-то уж слишком проницательным, и это приводило ее в замешательство и являлось еще одной причиной для того, чтобы покинуть Нью-Йорк и быть как можно дальше от этого человека.

Подстраиваясь под его настроение, она улыбнулась:

— Я буду в белой длинной ночной рубашке…

— Нет, серьезно?

— Я просто пошутила…

— Ладно, даю тебе пятнадцать минут, а затем жду внизу. — Майк направился к двери. На ходу он кивнул на темную мебель, тяжелые занавески и добавил: — Ты не можешь оставаться в этом мавзолее. Нельзя жить в гробнице своего отца.

Он покинул комнату раньше, чем Саманте пришел в голову подходящий ответ.

Саманта провела весь день с Майком.

«Боже праведный», — вначале думала она. Однако с ним было легко.

Он был совсем не такой, как ее отец и муж. И отец, и Ричард мнили из себя больших начальников, и это, возможно, рождало в них гипертрофированное желание порядка и дисциплины. Оба требовали, чтобы все всегда было на месте, причем на том месте, которое они раз и навсегда выбрали. Ричард завел четкий порядок даже в холодильнике, отчего Саманте иногда хотелось просто кричать. С ее тогдашней точки зрения, самым диким и вызывающим поступком было бы положить хлеб на место, отведенное под молоко. Однажды, когда Ричард был в командировке и не ночевал дома, Саманта вытащила все из холодильника и запихнула обратно в полном беспорядке. Она даже положила хлебцы на три разные полочки, что, разумеется, взбесило бы Ричарда. Но, конечно же, она расставила все по своим местам к его приезду.

Майк был не таким, как Ричард или отец Саманты. Кажется, у него вообще отсутствовала приверженность к четким правилам. Он ел не по часам, а когда был голоден. И он мог сам себя накормить! Саманте это казалось чудом. После смерти матери ей пришлось взять бразды правления домашним хозяйством в свои руки. Кормить отца входило в ее обязанности. Она готовила в восемь утра, в полдень и в полседьмого. После замужества это расписание осталось неизменным. Один раз на вечеринке в Санта-Фе кто-то философски задался вопросом, что значит быть богатым. Саманта уже успела выпить пару бокалов вина и была в таком состоянии, когда забываешь свое место и не держишь язык за зубами. Прежде чем кто-то успел сказать слово, она произнесла: «Богатая женщина та, которая, услышав, как мужчина говорит, что голоден, не должна бросаться его кормить. Такая женщина по-настоящему богата». Тогда все за столом одобрительно засмеялись на эту ее реплику, но Ричард был в ярости. Именно после этого случая он завел с ней разговор о ее «тенденции к алкоголизму» и «предложил» ей бросить пить.