Книга Последние сумерки - Анастасия Бароссо

Антонио порадовался беспощадности солнца, до слез слепящего глаза. Ведь за этими слезами он надеялся скрыть слишком заинтересованный, если не сказать жадный взгляд, который не мог и не хотел отвести от открывшегося зрелища. А оно, признаться, его ошарашило.

Он, конечно, помнил о том, насколько хороша ее фигура – красоту ведь не скроешь, тем более джинсовыми шортиками и одетой на голое тело футболкой. Но то, что он увидел…

Судите сами. Когда-то давным-давно, первый раз прочитав «Властелина колец», он был очарован толкиеновской теорией о происхождении человеческих типов, мол, одни из нас – потомки гномов, другие – хоббитов, третьи – ужасных троллей… Долгое время он развлекался тем, что примерял эту теорию на знакомых и незнакомых, искренне радуясь нередким точнейшим совпадениям.

Так вот, если отталкиваться от этого, то Юлия была явной дочерью эльфов – тонкое, изящное существо, в котором немного удлиненным было все, от гладких голеней до золотистых предплечий. Свежая, покрытая легким южным загаром кожа мерцала теплом старинного золота. При этом оттенок кожи подчеркивался купальником цвета неспелого лимона, а изящество форм – неожиданно графичной, черной, почти мужской татуировкой, широко раскинувшейся у нее на лопатке рваным крылом не то демона, не то ангела…

А потом, как всегда, был вечер. И он, как всегда, не смог не пойти к ней.

– Как хорошо… Как же мне здесь хорошо! Даже странно…

Шепот Юлии сливался с тихим шелестом платанов, отделивших уютной ширмой дом на холме от ленты шоссе внизу. Холодный свет луны, проникающий в комнату, и теплые отблески камина на полу еще усиливали чувство покоя и умиротворения, которые всегда царят в помещении, где сладко сопит уснувший младенец.

– После всего… после того, что было здесь когда-то со мной… удивительно. Но я чувствую себя так, словно вернулась домой, – закончила она и благодарно улыбнулась человеку, стоящему рядом с ней у приоткрытого окна.

– Ты дома! – порывисто прошептал в ответ Антонио.

В глазах цвета кофе ярче замерцали рыжие искорки – отражения огня и что-то еще, гораздо более горячее. Юлия отрицательно помотала головой, и седая прядка снова упала ей на лицо.

– Я как дома, – уточнила она.

Антонио подался вперед, приблизившись почти вплотную, и она не почувствовала его запаха.

– Оставайся со мной!

Он взял ее руку в свои – они не были ни холодными, ни теплыми.

– Оставайся, и это будет твой дом.

Юлия безмолвствовала, и он заговорил быстро и горячо, воодушевленный надеждой, которую подарило ему это молчание.

– Ты ведь уже однажды оставила меня, помнишь? И что? Хорошо тебе было после этого?!

– Нет…

– Вот видишь!

– Тсс!!

Юлия приложила палец к губам и с тревогой оглянулась на кровать, где был едва различим в полумраке маленький кулек пеленок.

– Пожалуйста, тише!

Она умоляюще взглянула на высокого черноволосого красавца. А Антонио превратился в истинного красавца с той поры, как она видела его в последний раз. Тогда она думала, что действительно в последний… Теперь его кожа стала удивительно ровной, и хотя он так и остался смуглым испанцем, лицо его напоминало лицо прекрасной статуи.

– Тише, он ведь только что уснул…

Она инстинктивным останавливающим жестом положила руку на плечо Антонио и погладила его с ласковой небрежностью. Потому что уже знала, как может подействовать на ее спасителя упоминание о маленьком человечке, месяц назад рожденном в этом доме. Она очень надеялась, что сейчас такого не произойдет. Напрасно. Лицо прекрасной статуи приблизилось почти вплотную к ее лицу и ветерок дыхания, не имеющий запаха, взметнул в сторону серебристую прядь.

– Заметь, я даже не спрашиваю, чей это ребенок, хотя он родился в этом доме!

– Антонио, я ведь тебе говорила…

– Да! – нетерпение сделало его голос, обычно смягченный приятной хрипотцой, резким, как порыв весеннего ветра, всколыхнувший занавесь на окне. – Да! Ты говорила и не раз, что не хочешь сообщать мне об этом! Что ж… я согласен.

– Антонио…

– Согласен растить его, как своего сына, согласен не спрашивать больше ни о чем никогда… Согласен даже не знать толком, от какой такой страшной опасности ты прячешься здесь, хотя, знай я об этом, мне было бы значительно легче тебя защитить! Я всего лишь прошу тебя… остаться со мной навсегда.

– Навсегда?

Юлия произнесла это слово без выражения, так, будто пыталась и не могла осознать его смысл.

– Навсегда?!

Внезапно почти крикнула она, отпрянув от испанца. В глазах-хамелеонах, сейчас темных, как ночное море, метались изумление и испуг.

– Это невозможно! – прошептала она и добавила уже более мягко: – И ты это прекрасно знаешь. К сожалению.

– К сожалению… – повторил Антонио, словно влюбленное эхо.

– Ты ведь теперь… – С губ чуть не сорвалось слово «вампир». Юлия осеклась и выговорила очень тихо:

– Бессмертный.

В глазах бессмертного появилось нечто страшное, но очень похожее на простое человеческое отчаяние.

– Да, черт возьми! Я проклят! И я знаю это, не нужно мне так часто напоминать о том, о чем я мечтаю забыть!! Так что же? Я сделался таким не без твоей помощи, а теперь из-за этого ты отказываешься от меня?! Не желаешь, значит, разделить со мной вечность?

Юлия невольно приподняла левую бровь. Ибо в его тоне при этих последних словах появилась абсолютно не свойственная ему ранее язвительность.

– Нет, не из-за этого, пожалуйста, не кричи… Не из-за этого.

– Нет? Интересно.

Он явно ожидал продолжения. Юлия устало вздохнула, досадуя на то, что сейчас ей придется объяснять столь элементарные и неприятные вещи.

– Я уже говорила тебе – мы оба изменились. Мы уже не те двое несчастных оболтусов, встретившиеся в давке «Мерсе» и бросившиеся друг другу в объятия от отчаяния и одиночества… Прости, – сказала она, увидев, как потемнело лицо Антонио от этих слов. – Но не это главное…

– Что же… главное?

Море явно штормило, очередной порыв ветра, более сильный, чем прежде, взметнул занавесь. В свете луны, теперь свободно проникающем в комнату, лицо Антонио стало совсем темным.

– Ты прекрасно знаешь. Я даже при желании не смогу разделить с тобой вечность.

Юлия решительно закрыла окно. Без шума ветра и листвы в спальне воцарилась уютная тишина, нарушаемая или скорее, наоборот, подчеркиваемая потрескиванием дров в камине.

– Если ты укусишь меня… ты умрешь… – она снова попыталась улыбнуться ему.

Это плохо получилось. Тем более что Антонио, отпрянув, как от удара, выкрикнул уже в дверях: