Книга От Пекина до Берлина. 1927 - 1945 - Василий Чуйков

Севернее имперской канцелярии, около Бранденбургских ворот, находится рейхстаг – высокое с куполом здание. Оно было повреждено прямыми попаданиями бомб и теперь представляло собой пустую массивную коробку, удобную для обороны как тактический опорный пункт.

Оперный театр, дворцы, музеи – все это гитлеровцы превратили в опорные пункты и мощные узлы сопротивления.

Каждый шаг здесь стоил нам труда и жертв. Бои за этот последний район обороны третьего рейха отмечены массовым героизмом советских воинов. Камни и кирпичи развалки, асфальт площадей и улиц немецкой столицы были политы кровью советских людей. Да каких! Они шли на смертный бой в солнечные весенние дни. Они хотели жить. Ради жизни, ради счастья на земле они прокладывали дорогу к Берлину через огонь и смерть от самой Волги.

Настал день, и закопченные колонны и стены рейхстага покрылись множеством надписей и имен. Эти надписи на колоннах рейхстага – неповторимый исторический памятник войне и победе, лучше которого не создаст ни один художник мира. В те дни мы клялись перед могилами павших друзей сохранить память о героях последнего штурма Берлина, чтобы и внуки наших детей знали, чьей жизнью и кровью завоевана победа над фашизмом. Реваншисты стерли со стен рейхстага имена и живых и погибших солдат армии освобождения, но они бессильны вычеркнуть славные подвиги наших воинов из памяти советского народа, из памяти всего прогрессивного человечества.

Много славных имен записано в летопись героизма советских войск, штурмовавших Берлин. Многие стали известны всему советскому народу, о многих еще надо рассказать. Это – почетная и благодарная задача писателей, поэтов, историков. Тогда, в дни боев, просто некогда было собирать материалы о подвигах: живые сражались, а мертвые о себе не говорят.

Мы руководствовались формулой: «Герой не только тот, кто погиб при выполнении задачи. Дважды герой тот, кто, рискуя жизнью, сумел выполнить задачу и остаться в живых, чтобы жить и творить». Формула правильная, она сыграла свою роль. Именно на них, на живых, мы опирались, и они довели дело до конца. Но ни один солдат, ценой жизни проложивший путь к победе, не должен остаться безвестным.

Визит Кребса

Два дня – 29 и 30 апреля – войска фронта, преодолевая возрастающее упорство противника, особенно батальонов СС, все глубже вгрызались в правительственные кварталы Берлина. Войска 8‑й гвардейской армии и 1‑й гвардейской танковой генерала Катукова – с юга, войска 3‑й ударной генерала Кузнецова и 5‑й ударной генерала Берзарина – с востока и севера, танкисты 2‑й гвардейской танковой генерала Богданова – с запада, войска маршала Конева – с юго-запада.

Вечером, когда я вернулся со своего наблюдательного пункта в штаб армии в район Иоганнистали, мне позвонил командующий фронтом маршал Жуков. Он спросил:

– Есть ли надежда, что к празднику Первого мая мы очистим полностью Берлин?

Я ответил, что, судя по сопротивлению противника, которое, правда, ослабевает, надежды на скорую капитуляцию у меня нет.

На этом наш разговор и закончился. Маршал Жуков не дал никаких указаний, так как знал, что задача нам всем ясна.

Настроение было хорошее, бодрое: скоро конец войны. Работники политического отдела армии пригласили меня поужинать, а заодно – поговорить о предстоящих делах. В политотделе находились писатели Всеволод Вишневский, Константин Симонов и Евгений Долматовский, композиторы Тихон Хренников и Матвей Блантер. Пока накрывали стол, Тихон Хренников сел за рояль и спел песенку из кинофильма «Свинарка и пастух», а Матвей Блантер – вальс «В лесу прифронтовом». Собрались сесть за стол. В эту минуту ко мне подошел дежурный политотдела и сказал, что меня срочно вызывают к телефону. Я прошел в комнату дежурного, взял трубку. Говорил командир 4‑го гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенант В. А. Глазунов. Взволнованно, немного в приподнятом тоне он доложил:

– На передний край сто второго гвардейского стрелкового полка тридцать пятой дивизии прибыл с белым флагом подполковник германской армии. У него пакет на имя командования русских войск. Немец просит немедленно доставить его в вышестоящий штаб для передачи важного сообщения. Ему удалось перейти канал на участке Висячего моста. Фамилия этого подполковника Зейферд. Сейчас он находится в штабе дивизии. У него есть полномочия германского верховного командования. Он просит указать место и время для перехода линии фронта представителям верховного командования Германии.

– Ясно, – ответил я. – Скажите подполковнику, что мы готовы принять парламентеров. Пусть он ведет их на том же участке, где перешел сам, через Висячий мост.

– Ваше указание я сейчас же передам в штаб дивизии, – сказал Глазунов.

– Огонь на этом участке прекратить, парламентеров принять и направить на мой передовой командный пункт, я сейчас же выезжаю туда.

Вслед за тем я вызвал к телефону начальника штаба армии В. А. Белявского и приказал обеспечить меня надежной связью. Затем доложил обо всем по телефону командующему фронтом и вместе с генералами Пожарским и Вайнрубом выехал на свой КП.

Еще не зная, с чем придут парламентеры, я чувствовал, что назревают серьезные события.

Едва успел перешагнуть порог рабочей комнаты, как на столе затрещал телефон. В трубке услышал хорошо знакомый мне голос писателя Всеволода Вишневского, который с самого Одера находился при 8‑й гвардейской армии. Узнав о том, что я на своем КП ожидаю парламентеров – представителей верховного командования Германии, Всеволод Вишневский взмолился всеми богами, даже назвал меня родным отцом, лишь бы я разрешил ему приехать на КП и присутствовать при переговорах. Я решил, что такое событие не должно пройти мимо наших писателей. Они ведь тоже вместе с войсками шли от Волги до Берлина, по мере сил помогая нам. И многие из них погибли как солдаты. Кому, как не писателям, рассказать обо всем знаменательном в жизни наших воинов. Я пригласил Вишневского к себе.

После этого я вызвал к телефону генерала Белявского и приказал прибыть ко мне с офицерами и переводчиками разведотдела штаба армии.

Наступило томительное ожидание. В комнате только я и адъютант. Прошло полтора часа. Глубокая ночь, но спать совершенно не хочется. В голове проносятся воспоминания. Война длится уже четыре года. Перед глазами Волга, теперь далекая и в то же время близкая – по ней разлилась горящая нефть, бушующее пламя пожирает все – баржи, лодки. Вот листовки геббельсовской пропаганды, гитлеровцы сообщали в них нашим бойцам, что «будут считать дезертиром того, кто не сдастся в плен на западном берегу Волги, а всех тех, кто уйдет на восточный, запишут в списки злостных дезертиров…» Вот Запорожье, ночной штурм, Никополь, Одесса, Люблин, Лодзь. И вот наконец Берлин. Отстояв священные рубежи на Волге, советские воины стоят теперь на Шпрее. Опустив на время оружие, они ждут парламентеров от руководителей вермахта, тех самых, которые еще недавно были уверены в близком конце Советского государства. Парламентеры от главарей третьего рейха. Не думают ли теперь эти главари, что у нас короткая память, и мы уже забыли о миллионах убитых, о десятках миллионов вдов и сирот, о виселицах и душегубках, о Майданеке и других лагерях смерти?..