Книга МИД. Министры иностранных дел. Внешняя политика России: от Ленина и Троцкого – до Путина и Медведева - Леонид Млечин

Уйдя в правительство, Примаков не оставил МИД без внимания. Он больше любого из своих предшественников занимался внешними делами и принимал каждого, сколько-нибудь значительного иностранного гостя. Стратегия российской внешней политики оставалась в его руках.

Балканы по-прежнему бурлили. В фокусе внимания оказалась сербская провинция Косово. Сербский спецназ проводил чистку этой провинции, на 90 процентов населенной албанцами. Как это обычно бывает, страдали в первую очередь мирные жители, а не вооруженные абланские боевики, требующие для Косова независимости. Из зоны боевых действий, из сожженных албанских деревень бежали крестьяне, лишившиеся крова и еды.

Запад требовал от президента Югославии Слободана Милошевича прекратить боевые операции, дать беженцам возможность вернуться домой и вступить в переговоры с албанским меньшинством. Была принята резолюция Совета Безопасности ООН. Милошевич эти требования игнорировал. Тогда НАТО стало готовить военную операцию, цель которой — остановить действия сербского спецназа и помочь беженцам.

Примаков выражал американцам недовольство относительно намечавшейся военной акции против режима Милошевича:

— Что дадут военные удары по сербам? Вы нас опять загоняете в угол. Причем этот готовящийся удар не обоснован ни с какой точки зрения.

В марте 1999 года Примаков должен был участвовать в заседании российско-американской комиссии, которой по традиции руководили вице-президент Соединенных Штатов и глава правительства России. Но личные отношения Ала Гора и Евгения Максимовича не складывались. Узнав о назначении Примакова, Гор сказал своим помощникам:

— Раньше Россия была рыночной демократией. Теперь это вотчина Примакова. Не нравится мне этот парень — и подозреваю, что это взаимно.

Примаков говорил, что вице-президент Гор зависит от внутриполитической ситуации и слишком сосредоточен на грядущих выборах, но повторял, что надеется наладить с ним какое-то взаимодействие. Но этому помешал тяжелейший кризис в российско-американских отношениях из-за Косова.

23 марта утром самолет Примакова поднялся в воздух. Когда сделали промежуточную посадку в ирландском аэропорту Шеннон, позвонил российский посол в Вашингтоне Юрий Ушаков и сообщил, что, судя по всему, переговоры американского представителя Ричарда Холбрука с Милошевичем ничего не дали и Соединенные Штаты могут применить силу.

Примаков попросил соединить его с вице-президентом Алом Гором и предупредил его:

— Я вылетаю в Вашингтон. Но если все-таки во время моего полета будет принято решение нанести удар по Югославии, прошу немедленно меня предупредить. В таком случае я не приземлюсь в США.

В Белом доме, конечно, могли отложить начало бомбардировок до завершения визита Примакова, но не захотели идти на попятную, чтобы не обнадеживать Слободана Милошевича: он должен видеть, что никто его с крючка не снимет. Либо он прекратит операцию в Косове, либо подвергнется бомбардировке.

Ричард Холбрук, исходя из того, что сербские спецслужбы его подслушивают, прямо из Белграда позвонил в Вашингтон:

— Я полагаю, вы согласны, что мы не можем позволить, чтобы нас отвлекал или тормозил визит Примакова. Мы все равно разбомбим Милошевича к чертовой матери, если он не выведет войска и не прекратит противоправные действия в Косове, поскольку зверства, которые он совершает, — прямой повод для бомбардировок.

— Совершенно справедливо, Дик, — услышал он в ответ. — Мы здесь тоже смотрим на это именно так.

Строуб Тэлботт соединился с американским поверенным в делах в Белграде Ричардом Майлзом и передал ему официальные инструкции: сжечь секретную переписку, собрать вещи и покинуть здание посольства.

В девять вечера по московскому времени вице-президент Гор перезвонил Примакову:

— Евгений, наши дипломатические усилия не дали результата. Ежедневно сербские силы убивают невинных людей, разрушают деревни, выгоняют людей из домов. И мы готовимся к удару. Прошу понять, что речь идет о том, чтобы остановить убийство ни в чем не повинных людей. Если ты примешь решение отложить свой визит, то предлагаю указать в сообщении для прессы, что визит не отменяется, а откладывается, то есть мы как можно скорее назначим новый срок его проведения.

— Прежде всего хотел бы поблагодарить тебя за откровенность, — сказал Примаков. — Мы дорожим отношениями с Соединенными Штатами. Однако мы категорически против военных ударов по Югославии. Считаю, вы делаете огромную ошибку. В условиях, когда ты говоришь, что удары по Югославии неминуемы, я, разумеется, прилететь в Вашингтон не могу.

Примаков соединился с Ельциным. Президент одобрил его решение. Одни тогда аплодировали решительному поступку главы российского правительства, другие считали, что заступаться за Слободана Милошевича нелепо — ничего, кроме страданий, он собственному народу не принес… Но в любом случае разворот Примакова над океаном вошел в историю дипломатии.

САМАЯ ДОСТОЙНАЯ ОТСТАВКА

Евгений Примаков приступил к работе с большим, невиданным кредитом доверия. Ни один глава правительства не имел такой массовой поддержки. Это создавало ему запас устойчивости в отношениях с Кремлем. Примаков был достаточно тактичен и умен, чтобы не покушаться на прерогативы президента, пусть даже и больного. Он ни одной минуты, что бы на сей счет ни писали, не работал заместителем президента. Он старался не возбудить в Ельцине ревность, зная, что тот не любит успехов других политиков. Евгений Максимович почти всегда чудесно ладил с начальством. Он наделен счастливым даром вести себя очень естественно.

Первоначально Ельцин зависел от Примакова и даже в определенном смысле заискивал. Через две недели после его назначения президент вдруг многозначительно и доверительно заговорил с ним:

— Давайте думать о стратегических вопросах. Я мыслю вас на самом высшем посту в государстве!

Примаков благоразумно отказался развивать эту тему:

— Я не готов к такому разговору. Не готов и не хочу его вести…

Борис Ельцин назвал Примакова «самым сильным, самым надежным премьером, которого поддерживает президент, поддерживает правительство, поддерживает Государственная дума, поддерживают региональные власти на местах». Ельцин сказал, что получает удовольствие, видя, как Примаков решает проблемы, находя удачные компромиссы…

Тогда были плохие дни для Ельцина. В октябре 1998 года он полетел в Узбекистан и Казахстан. Но чувствовал себя скверно. Прямо под прицелом телевизионных камер в аэропорту он едва не упал. Его удержал Ислам Каримов, президент Узбекистана. Поездку свернули, и президент досрочно вернулся в Москву. Врачи сообщили, что у президента был трахеобронхит с высокой температурой. По Москве поползли зловещие слухи, что у него развилась болезнь Паркинсона.

Но едва кризис миновал, стало ясно, что Примаков неприятен Ельцину. Заговорили о том, что между Ельциным и Примаковым пробежала черная кошка, что президент обижен на премьер-министра, который за его спиной договаривается с Государственной думой о том, чтобы вывести правительство из-под контроля президента. Известно, как Ельцин любит, когда в его окружении кто-то занимается самостоятельной политикой…