Книга По следам "Турецкого гамбита", или Русская "полупобеда" 1878 года - Игорь Козлов

В Петербурге Лофтус паковал чемоданы, а в Константинополе встречи Игнатьева и Нелидова с Лайардом проходили каждый день. После первых бурных заявлений возобладал конструктивный тон — что же делать дальше? Покинутый турецкой администрацией огромный Константинополь требовал организации управления и снабжения. Приехав к английскому послу, Николай Николаевич стал убеждать его, не дожидаясь исхода конфликта, незамедлительно затребовать у Лондона хотя бы пехотный батальон для осуществления патрульной службы и охраны дипломатических представительств. Вскоре на встречах Игнатьева и Нелидова с Лайардом стала кроиться карта послевоенного устройства Балканского полуострова. Однако основные усилия российских представителей сосредоточились на удержании в руках России главного приза победоносной войны — Верхнего Босфора. Игнатьев и Нелидов прокручивали разные варианты англо-русского соглашения на этот счет. (Александр Иванович вместе с английским послом стал бы трудиться над решением этой задачи не в 1896 г., а на восемнадцать лет раньше.)

Тем временем в Петербурге уже никто не вспоминал об условиях «прелиминарного» договора. Острота кризиса толкала к решительной переоценке ранее твердо отстаиваемых позиций. Недальновидное и упрямое — «по Болгарии ни шагу назад» — быстро сменилось гибким императорским подходом — «мне безразлично, сколько Болгарий будет на Балканах». Активность канцлера поражала всех, он вместе с Милютиным страстно убеждал императора вернуться к предвоенным соглашениям с Веной и максимально задобрить ее на Балканах. В создавшейся ситуации это уже понимал и сам Александр II. После предварительного согласования позиций по телеграфу царь отправился на встречу с Францем-Иосифом и Андраши. Рейхштадт II состоялся по повестке, которая была лишь обозначена перед войной в Будапеште, — полного краха Османской империи в Европе. Вена сохраняла за собой право на аннексию Боснии и Герцеговины, император России признавал приоритет ее политических и экономических интересов в западной части Балканского полуострова. В свою очередь венский кабинет соглашался на переход Верхнего Босфора в руки России. По вопросу Константинополя стороны решили на предстоящем конгрессе отстаивать его переход в статус вольного города под контролем комиссии европейских держав.

Одновременно в Бухаресте Обручев и Бобриков выработали проект нового русско-румынского соглашения, по которому Южная Бессарабия оставалась в составе румынского королевства, Россия же сроком на два года оккупировала Добруджу, а по истечении этого срока определяла ее судьбу вместе с Болгарией и Румынией при посредничестве великих держав, сохраняя за собой стратегические участки на южном берегу устья Дуная.

Но, пожалуй, самое главное после захвата русскими Босфора произошло в Берлине. Несмотря на то что англо-русские отношения балансировали на грани войны, Шувалов получил телеграмму Горчакова с предписанием срочно выехать из Лондона в Берлин на встречу с Бисмарком. В германской столице посла ждал конверт с личным посланием Александра II Вильгельму I и подробными инструкциями. Шувалов должен был предложить проект нового русско-германского соглашения о взаимных гарантиях безопасности: российский император признавал незыблемой границу Германской империи с Францией в обмен на германскую поддержку приобретений России в ходе последней войны с Турцией. (По сути, граф Петр Андреевич должен был произнести те самые слова, которые спустя девять лет он произнес в Берлине: России будет безразлично, если Германия повторно разобьет Францию «или даже посадит прусского генерала парижским губернатором».) В Петербурге не сомневались в успехе миссии Шувалова, тем не менее после встречи с Францем-Иосифом Александр II намеревался отправиться в Берлин. Шувалову же, после встречи с Бисмарком, надлежало вернуться в Лондон. И не успел российский посол покинуть Берлин, как к границе с Францией были стянуты дополнительные германские войска…

По другую сторону Ла-Манша британская столица уже длительное время находилась во власти скверной погоды — небо над ней сковывали свинцовые тучи. Большинство членов кабинета продолжали метаться в своих суждениях, но все чаще высказывались в пользу соглашения с русскими. Речь шла уже лишь о том, как с помощью шумных военных приготовлений и угроз в адрес России добиться максимальных приобретений на Ближнем Востоке. Дизраэли прекрасно понимал, что, захватив Босфор, Россия уже никогда сама не уйдет оттуда, а прогнать ее — для этого сейчас нет реальных возможностей, нет «европейской пехоты». Да и стоит ли напрягаться?

1878 г. принципиально отличался от 1853-го, и ситуация складывалась не в пользу Англии. Более того, предвоенные опасения премьера о кольце изоляции вокруг Британии, похоже, начинали сбываться. Венский «налим» по имени Андраши никак не хотел заплывать в британские сети, а известие о предстоящей встрече Александра II с Францем-Иосифом явилось последним звонком… Теперь прорывать изоляцию приходилось только на русском направлении. И контуры соглашения обрисовались быстро: Босфор пусть русские оставят себе, а вот Дарданеллы должны быть нейтрализованы; Англии отходили остров Лесбос с прекрасной бухтой у Митилены и Кипр. Добиваться этого от турок теперь было бессмысленно, они раздавлены и выкинуты в Азию. Русские перехватили инициативу. А раздел Турции с Россией, возможно, создаст перспективные заделы на будущее… и, как знать, может быть, со временем удастся привязать русского медведя к колеснице Британской империи, ведь «Большая игра» должна продолжаться…

Переговоры Шувалова с Солсбери и Дизраэли оказались на удивление скоротечными. Как только стороны выложили карты на стол, торг состоялся, и 1 (13) мая 1878 г. в… Берлине? Вене? Париже? Лондоне! В британской столице открылся европейский конгресс…

Только решительность Александра II, доведшая русскую армию до высот Константинополя и берегов Босфора, развернувшая российскую дипломатию к последовательному укреплению континентального блока, способна была заставить Лондон пойти на мирный раздел Османской империи с учетом незыблемости русских знамен над Босфором. А для достижения такого результата вовсе ни к чему было строить планы каперской войны против «владычицы морей», отвлекающего удара через Среднюю Азию в направлении Индии, о чем мечтал М. Д. Скобелев[1768], и поддержки антибританских группировок в Афганистане. Ведь Дизраэли откровенно говорил Шувалову перед войной: по Балканам и Ближнему Востоку мы сможем договориться, но не суйтесь в Афганистан. Отвечать на появление в Мраморном море четырех британских броненосцев интригами на афгано-индийском направлении — очередной стратегический просчет. К началу 1878 г. соответствующий эффект во многом был уже достигнут среднеазиатскими завоеваниями Петербурга, и лондонские политики были сильно встревожены перспективами двойного обхвата Британской империи ударами русских на Константинополь и Индию. В «Большой игре» с Англией мог наступить решительный перелом, который, однако, вовсе не подразумевал, что русский медведь будет лишь сильнее дразнить британского льва.