Книга Другая правда. Том 2 - Александра Маринина

– Но описи же тоже с пропусками, – заметил Петр. – Если протокол указан как раз в изъятом листе и из материалов его удалили полностью, то мы с вами никогда не узнаем, что этого человека вообще допрашивали. Мы только увидим по нумерации листов дела, что каких-то документов нет, а каких?

– Правильно, – кивнула Настя. – Именно поэтому мы и составляем таблицу. Мы пытаемся уловить общую закономерность и попутно найти ошибку, если повезет. Тот, кто чистил дело после матери Сокольникова, старательно убирал все упоминания о каком-то факте или персонаже. Если мы найдем ошибку, я смогу понять, что это за факт или человек.

– А потом что?

– Потом мы с вами будем придумывать объяснения, зачем это было сделано, то есть в чем состоял мотив.

– А потом?

– А потом будем соображать, у кого мог быть такой мотив. Иными словами: кто пытается дергать за ниточки. Кто шляпку спер, тот и тетку убил, помните?

– Но это же глупо!

Настя, лежа на полу на животе, сделала очередную отметку в таблице, потерла поясницу, перевернулась на спину, согнула ноги в коленях, чтобы отдохнуть. Так было значительно легче.

– Перерыв три минуты, – объявила она. – Почему это глупо? Давайте обсудим. Если вы правы, то изменим подход.

– Смотрите, – начал Петр горячо, – вы исходите из того, что кто-то взял флешку у матери, подправил содержание материалов и передал дальше по цепочке, в конце которой была Ксюша. Зачем? Если он боялся огласки какого-то факта, то мог просто все стереть и никому ничего не передавать. И спал бы себе спокойно.

– Согласна. Но он так не поступил. Флешку передал. И нам нужно понять почему. У нас с вами два «почему», а не одно. С какой целью изымал часть материалов и почему отдал остальное. Не мог не отдать? Или не захотел?

– Это да, – вздохнул Петр.

Настя понимала, что ему скучно. Сама она очень любила систематизировать информацию самыми разными способами, могла заниматься этим сутками напролет, но она устроена неправильно. Нормальному человеку подобное монотонное занятие, в котором нет ни малейшего драйва, должно казаться тягомотным и пресным. А Петр как раз нормальный, он энергичный активный молодой мужчина, и ему невыносимо часами сидеть с ноутбуком на коленях и диктовать номера файлов и страниц, фамилии, количество листов, да еще при этом наблюдать, как немолодая женщина ползает на полу вокруг разложенного листа ватмана, принимая далеко не самые изящные позы. Ему гораздо интереснее было бы искать людей и разговаривать с ними. Но ее задача – научить его выжимать из материалов уголовного дела все, что возможно, сведя получаемую устно информацию к строго необходимому минимуму. Ибо, как известно, мысль изреченная есть ложь. Правдивы только поступки. Сшитое уголовное дело и есть результат длинной цепи поступков. И разукомплектованное, как в данном случае, дело – тоже результат цепи поступков, только цепи более длинной и сложной, с участием еще большего числа заинтересованных людей.

– Я вам очень сочувствую, Петр, – сказала Настя. – И все понимаю. Но давайте продолжать.

Петр снова защелкал мышкой, листая фотографии.

* * *

Допрос такого-то, есть в описи, есть в материалах целиком… Допрос такого-то, есть в описи, в материалах есть только один лист из трех, титульная отсутствует… Допрос непонятно кого, в описи лист пропущен, в материалах отсутствуют титульный, второй и последний листы… В обвинительном заключении… В протоколе судебного заседания… В приговоре…

Настя Каменская старалась не терять сосредоточенности и запоминать как можно больше, а главное – не наделать ошибок в таблице, иначе придется все переделывать с самого начала. Усталости она не чувствовала, ею овладел давно не посещавший ее азарт, заставляющий забывать посматривать на часы.

В последние минут сорок работа шла медленнее, потому что они шли по той части третьего тома, по которой отсутствовал один из листов описи.

– Очную ставку надо? – спросил Петр.

В его голосе звучала безнадежность. Понятно, устаешь гораздо быстрее, когда тебе скучно.

– Надо обязательно. Это тот же допрос, только двух человек одновременно.

– Есть только последний лист, тут вообще непонятно, сколько листов занимает протокол.

– А что перед ним?

– Доверенность операм на этапирование Сокольникова из следственного изолятора в прокуратуру. Файл сто пятьдесят девятый, лист дела двадцать седьмой, – отрапортовал Петр, быстро усвоивший, какая информация требуется Насте, и отвечающий теперь по всей форме. – Окончание очной ставки – файл сто шестьдесят шесть, лист дела тридцать четвертый.

– Шесть листов, – пробормотала Настя. – Минус титульный – пять. Еще полстраницы на формальности и предупреждения. Четыре с половиной… В принципе нормально, можно считать, что этапировали как раз на очную ставку, документы подшиты один за другим, и сам протокол занимает семь листов, шесть пропущено, один есть, последний. И что там на последнем листе? Кого допрашивали вместе с Сокольниковым?

– Какого-то Щетинина. Тут сверху самое окончание, на машинке напечатано, буквально две строчки, а потом все от руки.

– Читайте.

– «…больше в квартире на Чистопрудном бульваре не бывал. Вопрос защитника свидетелю: имеется ли у вас личный или служебный автотранспорт? Ответ: нет, ни личного, ни служебного автотранспорта не имею, машина есть только у руководства. Защитник: иных вопросов к обвиняемому и свидетелю не имеется». Дальше от руки: «Протокол мною прочитан лично, с моих слов мои показания записаны верно, ход очной ставки отражен правильно. Щетинин», подпись. То же самое написал и Сокольников и подписался. Только еще приписал: «…отражены верно, за исключением того, что я не говорю, что не хочу давать объяснения, а в данный момент не могу». Слова «не могу» подчеркнуты. Потом замечания адвоката.

Кажется, это и есть тот самый документ, который заставил Настю думать, что материалы дела прореживали дважды с разными целями. Точно, это он! Трясясь на сиденье старенького пикапа, она не вникла в суть, не углублялась, но отметила и запомнила.

– И что адвокат? Ему что-то не понравилось?

– «Замечание адвоката: на мой вопрос, бывал ли свидетель после третьего сентября в квартире на Чистопрудном бульваре, он ответил, что в сентябре бывал три-четыре раза». Подпись адвоката. Подпись следователя. Всё.

– Доверенность на этапирование на какую дату?

– Сейчас, момент… Доверенность составлена двадцать первого января, само этапирование двадцать второго.

– Следующий после очной ставки документ с какой датой?

Снова щелканье мышкой.

– Протокол допроса сестры Сокольникова, двадцать пятого января. Есть титульный лист и третий, второго нет. На третьем она подтверждает, что никогда не видела Щетинина за рулем и брат никогда не упоминал, что Щетинин его куда-то возил на автомобиле.