Книга Криптум - Грег Бир

– Не жди от меня сочувствия, – сказал Чакас, глядя на него суровым взглядом.

– Дерзкий до конца, – заметил Дидакт, но без злости – вся его злость израсходовалась, когда он смотрел на опустевшие, умирающие планеты.

Райзер с несчастным выражением на лице лег и свернулся калачиком.

– Нет пчелок, – пробормотал он. – Голод.

Чакас опустился рядом с ним на колени.

– Мы должны совершить еще одно путешествие, – сказал Дидакт спустя какое-то время. – Если и этот поиск закончится ничем, у нас не останется выхода. Больше мы ничем не сможем помочь. – Он повернулся к Чакасу и Райзеру. – Люди отказались сдаться перед лицом подавляющего превосходства, потому были уничтожены. Их союзники оказались не такими упрямыми, не такими благородными, а потому их ждало менее строгое наказание. Сан’шайуумы были лишены всех видов оружия и средств перемещения, их пространство ограничили одной системой, которую поместили в строгий карантин, обеспечиваемый Предтечами. Во главе карантинного отряда поставили одного из моих прежних командиров. Может быть, он до сих отвечает за это…

Мы отправимся взглянуть, как поживают последние из сан’шайуумов. Но сначала мне нужно время подумать и составить план. Я отправлюсь вниз. Люди будут изолированы в их каюте. – Он оглядел их с сомнением во взгляде. – Думаю, я им не нравлюсь.

Он отдал команду, и корабль подчинился. Через несколько минут мы вошли в гиперпространство, а Дидакт оставил командный центр.

Глава 13

Несколько часов спустя мы вернулись в обычное пространство. Эффекты проходили медленнее обычного, указывая на то, что мы преодолели огромное расстояние, возможно выходящее за пределы нормальной синхронизации частиц. Похоже, по возвращении мы испытывали эффект дилатации.

Я стоял в одиночестве в командном центре, глядя на огромный смутный вихрь Галактики, потом вызвал карту, чтобы определить наше местонахождение. Спирали и решетки быстро распространились. По крайней мере, мы оставались в нашей родной Галактике. Корабль находился на длинной звездостремительной орбите высоко над плоскостью Галактики, в десятках тысяч световых лет от каких-либо достижимых пунктов назначения.

Я отправился на поиски Дидакта. Он находился несколькими палубами ниже в одном из отсеков-хранилищ средних размеров. Здесь устроились и боевые сфинксы, расположившись своим привычным построением в эллипс, каждый из них был зафиксирован на месте жестким световым буфером.

Я некоторое время наблюдал за Дидактом из-за свода давления, проходящего по самому широкому измерению отсека. Он словно разговаривал с какой-то собравшейся группой, как командир, обращающийся к своим воинам.

– Я никогда не был настолько наивным, чтобы верить, что исполнение долга ведет к славе или что опыт возвышает до мудрости среди Предтечей, – говорил он, и его низкий голос эхом разносился по отсеку. – Мои дети, я хотел бы, чтобы вы остались со мной и давали советы. Я чувствую себя слабым и одиноким. Я боюсь того, что могу найти, когда снова окажусь среди строителей. Это их правление завело нас в этот тупик. То, что мы давным-давно узнали от людей…

Он увидел меня за сводом, протянул свою мощную руку и жестом пригласил присоединиться к нему. Я повиновался.

Дидакт был один, окруженный боевыми сфинксами. Больше никого.

– Почему мы улетели так далеко? – спросил я.

– Многократные заходы в гиперпространство могут быть отслежены хранителями сердцевины, если эти путешествия рациональны. Это путешествие не является рациональным. Благодаря нескольким дополнительным прыжкам нас будет труднее засечь.

Дидакт прошел по внутренней стороне эллипса, прикоснулся к одному сфинксу, потом к другому.

– В них то, что осталось мне от моих воинов далеких лет.

– Они – дюрансы?

В моей нательной броне я покрылся гусиной кожей при воспоминании о том, как сфинкс укоряет меня, призывает смириться с неизбежным, и при мысли о том, что в нем есть что-то большее, чем анцилла. Райзер тоже это чувствовал.

– Нет, воины не соблюдают приличий, как ты, вероятно, заметил. Наши мертвецы редко остаются на поле боя в таком состоянии, чтобы их останки можно было подобрать целиком. Все, что осталось мне, – это последние взаимодействия, которые у моих детей были с их машинами, – мимолетные примеры их мыслей и воспоминаний, перед тем как они погибли в бою, это сохранили для изучения их командиром, – может быть, в них найдется что-нибудь полезное для будущих сражений. Их командиром и отцом был я… мне так и не хватило мужества стереть их.

– Они все еще делятся с тобой своими мнениями? – спросил я, не без дрожи поглядывая на сфинксов.

– Некоторые суждения сохраняются, – сказал он, опуская на меня взгляд. Он положил свою мощную руку мне на плечо. – Ты совсем не такой дурак, каким пытаешься себя выставить. Если бы я спросил у тебя, что делать, – сказал он, – что бы ты ответил?

Этот вопрос поставил меня в тупик.

– Я бы долго и упорно думал, – ответил я. – У меня не хватает для этого знаний.

– Библиотекарь выбрала тебя и запрограммировала людей – она, видимо, думала, что ты в силах помочь. И, несмотря на многие наши расхождения, она редко ошибалась.

Он боролся с собой несколько секунд, на его лице сменялись выражения злости, печали, смятения, потом пришла решительность.

– Моя тактика перед советами строителей и воинов была слишком прямолинейной, моя политика слишком откровенной и наивной. Библиотекарь всегда вела себя правильно. Признать это мне нелегко.

Из сфинксов раздался хор голосов – нечетких и глухих. Мне удалось разобрать всего несколько рубленых фраз.

– Они там, они ждут…

– Тысячи лет потеряны!

– Решение было потеряно, отец… Потеряно!

– Если то, что сделали старики, утрачено…

Я в ужасе отошел от эллипса.

Сфинксы замолчали. Дидакт стоял среди них, ссутулив плечи.

– Кем они были? – спросил я, внезапно почувствовав, что тут скрыто нечто большее, чем командир и его убитые солдаты.

– Они были нашими сыновьями и дочерями. Библиотекаря и моими, – сказал Дидакт. – Они стали воинами и служили в моих флотах. Они пали в сражении. Все.

Я не знал, что ему сказать, что сделать. Его горе было осязаемым.

– Их последние сообщения, их последние команды, речевые модели и воспоминания хранятся в этих машинах, и это все, что у меня осталось. Все, что имеет значение лично для меня, кроме моей присяги… моего долга. Но мне нужна помощь, которой от них уже не получишь. Библиотекарь выбрала моим помощником тебя. Но как?

Несколько мгновений он казался потерянным, словно никак не мог решить, что предпринять дальше, – странная нерешительность для прометейца. Потом он задал нелогичный вопрос: